Кейси Доуз - Последняя весна

Видимо, он понял, что ничего путнего из меня и так не выйдет. И просто забил. Игнорировал появление каких-либо карманных денег у меня, хотя он таковых не давал. Перестал обращать внимания на мои оценки. На каждое мое исключение он просто мрачно надевал свою рубашку, кивал, забирал мои документы и подавал в новую школу, из которой меня еще не успели турнуть.

Таким образом к концу своего последнего класса средней школы и я учился в той шарашке, где впервые встретил Ее.

-1-

Тогда мне дела не было до девчонок.

Единственное, что меня интересовало, как и всех сверстников – сексапильные красотки в плейбое, различные порносайты, да отличное орудование своей правой.

Причина проста – у большинства моих сверстниц тогда и груди еще не было, а у кого была – то вместе с кучей прыщей. Короче на них при желании не заглядишься, а старшим девчонкам я и сам не сдался, они тусили со своими сверстниками. Вот и оставалась довольствоваться всем тем, что я описал выше. Впрочем, меня это вполне устраивало – так как без понимания ощущений нормального секса, я и самоудовлетворение полагал вполне-таки неплохим вариантом.

Да, девчонки тогда не были моим увлечением – зато я как никогда обживался в школах. Вскоре, по принятиям-исключением, я смог понять, что группой действовать всегда проще. Никто не укажет именно на тебя, да и кидаться за пятью разными людьми всегда сложнее, чем за одним.

И стучать на пять человек всегда страшнее, чем на одного, ведь кто знает, всех ли исключат, или кто-то да останется, чтобы воздать тебе во заслугам.

Конечно, в тех школах, где оказывался, я был не единственным охотчиком до легких денег да защиты своего достоинства в варварской манере. Говоря простым языком – бесчинник. Надо было лишь сразу вычислить таких же пацанов, показать что я тоже парень не промах – и вуаля. Мне сразу заживалось в новой школе гораздо в большее удовольствие. Да и исключали реже – всегда есть, кому спину прикрыть, как я уже сказал.

Когда я перевелся в ту школу, куда потом попала и Она, я так же быстро сколотил вокруг себя кружок «друзей по интересам». Более того – они оказались недостаточно резкими и борзыми, чтобы осадить меня на место, как то бывало в некоторых других школах, когда я старался взять над ними «верх». Эти же решили, что я что-то вроде местного придурка, который кидается на всех с кулаками, и что лучше меня чувака им не найти.

На счет второго они может и погорячились, но в первом сложно было с ними не согласиться. Однажды дав себе свободу действий, я вскоре позабыл, что для них нужен смысл и цель. Бывало, махаться не было никакой причины – но мне было скучно, или мне не нравилось, как на меня посмотрел тот парень (хотя он мог вообще на меня не смотреть) и я ввязывался в драку.

Возможно, на подсознанке я это и делал из-за отца. Старался ему насолить, или же наоборот, быть максимально на него, примерного отличника, непохожим, потому что до ужаса и дрожи в коленках боялся повторения его взрослой жизни. Но тогда, в свои 15, я вообще не понимал причин своего поведения.

И мне было насрать на них, если честно. Я просто хотел – и делал. Делал и хотел. А если не хотел – то не делал. Все очень просто.

Но в тот день – когда она появилась на пороге класса, когда я ее и не заметил – в драке действительно был смысл. Долбанный Тоби Джонсон всю перемену смерял меня взглядом, а после, тряхнув своей кучерявой овечьей шевелюрой, подошел ко мне и заявил, что из-за таких вот вонючих мексов, как я, и происходит спад экономики в его прекрасной стране.

Я вообще не понял, причем здесь спад и вся эта ерунда, которую он запаривал мне, но прекрасно осознал словосочетание «вонючий мекс».

На самом деле, в каждой школе происходило принятие. В начале меня чморили, едва я переводился – потом они получали свое и понимали, что меня лучше не трогать. В этой школе за эти два месяца с тех пор, как я перевелся – эта стадия уже была успешно пройдена.

Но, видимо, Тоби черт его подери Джонсон не выпил свои таблеточки с утра вот и возомнил себя кошкой, у которой по девять жизни в каждом из его карманов.

Я долго с ним не болтаю, да не пытаюсь вызнать, чем обусловлена его агрессия и «совершенно неблагоразумное поведение». Я просто бью его в челюсть, мои дружки позади начинают галдеть. И не дожидаясь, пока Джонсон отнимет руку от своей физиономии, я кидаюсь на него.

Мы начинаем мутузить друг друга в этом гомоне, как среди общих криков я вдруг слышу пронзительный голос нашей училки. Вот дерьмо. Ее не было, когда я кидался на него – решила же эта швабра вернуться раньше именно на этой перемене!