Ирина Мист - Записки на простынях

Вина. Ниточка, за которую меня можно дёргать, как марионетку. Вина и слова «ты должна». Кажется, убедила себя, что уже нет, не должна. И влипаю в отношения снова, где вина – разменная монета в заведомо проигрышной для меня партии.

Словно специально выбираю людей и влипаю в ситуации, чтобы быть виноватой снова и снова.

Выворачиваюсь наизнанку, подыскивая нужные слова и вымаливая прощение.

Вина и прощение. И только потом любовь. Я так и не могу признать, что меня можно любить. Просто так. Без всех этих игр на грани.

Вина и прощение придают изощрённую остроту отношениям, игре с близкими людьми, которые никогда не станут родными. Они – всего лишь обычные люди с грешками и пороками, решившие, что могут вершить правосудие над отдельно взятой частичкой мира. Надо мной. Или я наделяю их этим правом? Не боги.

Как получается, что не чувствую своей вины перед Богом, а перед человеком – вполне?

Гроза. Вера ворвалась в мою жизнь внезапно. Я росла в обычной советской семье, как принято в то время, не верующей. Тогда уже не преследовали за убеждения, но религия ещё не обрела сегодняшней популярности. Не было телетрансляций с крестного хода и политиков со свечами в храмах.

Я не была крещена, но верила. Мне было пятнадцать, когда мы ездили в имение Натальи Гончаровой, жены Пушкина. На обочине дороги нашла стальной нательный крест. Повесила на цепочку и стала носить. Это сейчас знаю – так нельзя. Сакральная вещь, чужой крест, будто своей судьбы мало. Тогда ни о чём подобном не думала. Появились у меня молитвослов и Евангелие, напечатанное в студенческом журнале. Я читала молитвы и разговаривала с Богом, глядя в небо. Ведь сказано: «Небо – лучшая икона». Крестилась уже позже. И почти сразу перестала чувствовать Бога. А спустя годы разделила Бога, религию и церковь.

Тогда, далёким летом на Землю должен был упасть метеорит. По телевизору только и разговоров, что о предстоящем падении. Он был слишком велик, чтоб сгореть в атмосфере. Мысль об этом не отпускала меня.

Началась гроза. Никто не обратил внимания, как я выскользнула из дома. Мгновенно вымокла до нитки. Небо извергало из своего нутра потоки воды. Босиком, по щиколотку в воде, в облепившей меня мокрой одежде, я разговаривала с грозой. Или Богом, как мне казалось. Может, это и был тот самый настоящий Бог, которому тесно в церкви. Задавала вопрос – и по грому и молниям понимала ответ. Просила, чтобы метеорит упал там, где люди не пострадают. Предложила свою жизнь в обмен. Переспросила, принимают ли мою жертву – мгновенно молния серебряной змеёй пронеслась сквозь всё небо, значит, да. Весь следующий день пролежала, молясь Богу, в ожидании смерти. Метеорит упал в океан.

Как же наивна я была. Разве могла моя жизнь заменить жизни других, если бы их смерть была угодна Богу?

Дети. Люблю на расстоянии. Своих не хотелось долго. Ровно до той секунды, пока не взяла племянницу на руки. Внутренности скрутились в тугой узел, стало больно дышать, а по щекам заскользили слёзы. Мне стыдно за дикую чувствительность и ранимость, особенно если другие становятся свидетелями.

Не знаю, люблю ли я детей сейчас. Своего лет до трёх обожала. Всё время вместе. В торговый центр пойти или почитать сказку на ночь. Дети такие трогательные. Смотрят огромными глазами, а в них плещется весь мир. Можно придумывать небылицы – они верят и считают тебя божеством. Потом у них меняется характер. И снова. А мне не поспеть за изменениями. Рушится мой пьедестал, почти божественный статус подвергают сомнению. Я становлюсь подругой. Фатальная ошибка – нужно быть матерью, друзей они всегда найдут. Но как, если я сама не научилась быть взрослой?

А сейчас и детскость покинула меня. Я не собираю чемодан за полчаса и не срываюсь на край света. Не влипаю в авантюры с сомнительным концом, которые хорошо заканчиваются, несмотря ни на что. Не ищу чудес рядом. Перестала играть с дочерью в игры моего детства – прятки, классики, резиночки. И не рисую мелками на асфальте. Куда исчез мой внутренний ребёнок?

Может, любовь к детям начинается с любви к своей внутренней девчонке с чёрными глазами и тощими торчащими косицами?

Ёлки. Новый год без них не мыслю. Пару раз отмечала праздник за границей. Море, пальмы, фейерверк – не то. На Новый год мне нужна ёлка. Пусть искусственная, но ёлка. Свечи, имбирные пряники и мандарины.

Самая любимая ёлка – в детском саду у дочки. Накануне зелёная красавица стучится в дверь сама. Детям так и говорят: «Чудо! Ёлка пришла». Обязательно днём, чтобы детки видели, что она, правда, пришла сама. И не важно, что чей-то папа минут десять назад незаметно выскользнул из калитки.