Жанна Корсунская - Созвездие рыб в сливочном соусе

На самом деле мое присутствие на лекции состоялось только благодаря Разу. На рассвете я наконец провалилась в сон. В девять утра моя вторая половина разбудил меня и пригласил к столу. Я приняла душ и вышла на веранду. Утром она сверкала волшебством не меньше, чем ночью. Воздух, небо, цветы, сиреневые горы, лазурное море… и завтрак! На этот раз еда, приготовленная Разом, захватила меня гораздо больше, чем мысли о том, как он трепетно заботится обо мне. На столе стояли два крупных пузатых бокала, наполненных разноцветными овощами и листьями салата. Сверху зеленые листья украшали нежные золотистые желтки. Раз перехватил мой восхищенный взгляд, улыбнулся и произнес:

– Это блюдо называется «Яйцо в бокале». Его подают на завтрак только в самых дорогих отелях.

– Как оно делается? – спросила я.

– Осторожно разбиваешь яйцо в кипящую воду, а через минуту достаешь его.

Я опустилась в нагретое солнцем плетеное кресло и тончайшие ароматы крепкого кофе, горячих французских булочек, меленьких лепестков медуницы в миниатюрной вазочке и солоноватого морского ветерка окутали меня кружевными волнами бесконечного счастья…

Лектор-скалолаз оказался мужчиной лет шестидесяти пяти. Теперь он больше не занимался скалолазанием, а давал лекции о том, как это было. Его рассказ начался с того, как маленьким мальчиком он мечтал уехать из дома в дальние страны и покорять вершины самых высоких гор на земном шаре, а когда вырос и закончил службу в армии, поехал в Швейцарию, оплатил курс скалолазания и пять лет безвылазно лазил. Я внутренне посмеялась над своим удачным каламбуром и вдруг обнаружила, что желание узнать причину, заставлявшую этого человека десятки лет лазить по горам, превзошло желание спать.

Однако Ярон Шифт не спешил открывать причину. Прежде всего он открыл моим коллегам странный факт, что каждый раз, когда возгорался мыслью покорить очередную горную вершину, сначала отправлялся в крупные торговые фирмы. Я не могла увидеть связи между столь разными вещами, как торговые компании и покорение Эвереста. Однако Зоар объяснил мне, что таким образом Ярон Шифт находил финансирование для своего «высокогорного желания» в виде рекламы этой самой торговой компании на этой самой горной вершине.

Я не могла понять, для чего торговой фирме реклама ее товара на какой-то голой вершине, где кроме скалолаза и четырех-пяти его напарников нет никаких людей. Но торговые фирмы, очевидно, думали с помощью другой логики, отличной от моей, и быстро покупались на предложения скалолаза.

– Не зацикливайся на скалах, – предложил мне Зоар, – лучше обрати внимание на его суперталант дельца-предпринимателя.

С первых минут лекции ощущалось, что жизнерадостное заглавие в буклете «Детская мечта превращается в профессию на всю жизнь» резко расходится с действительностью. Скалолаз явно не выглядел счастливым. Уже в первой трети лекции он показал видео самого себя, тридцати лет: молодой парень сидит на вершине и по-настоящему рыдает горючими слезами, требуя от кого-то в небе ответить на его горькие вопросы: зачем ему все это нужно и почему он каждый раз карабкается и карабкается по скалам, хотя на самом деле хочет быть дома с женой и маленьким сыном. Потом скалолаз отчаянно заорал в небо, что это последняя вершина в его жизни и больше он ни за что никуда не полезет. Когда видео исчезло, Ярон Шифт произнес трагическим голосом: «Следующей моей вершиной стал Эверест».

Для финансирования Эвереста наш лектор договорился о рекламе с ведущей израильской газетой.

– Очень важно, что мне заплатили до начала восхождения, – еще более трагичным голосом произнес он, – потому что конец восхождения был неизвестен.

Дальше шел видеоряд совсем уже трагических рассказов о скалолазах, которые погибли в снежных лавинах, так и не покорив Эверест. И сразу же после этого видеофрагменты, где наш лектор карабкается по заснеженным склонам в ботинках с железными крюками. Их несколько раз показывали крупным планом, и они как-то прочно засели в памяти.

– Их изготовила самая крутая фирма по производству снаряжения и обуви для скалолазания, – объяснил мне Зоар через несколько дней, когда я посетовала ему, что до сих пор, вспоминая покорителя Эвереста, вижу эти «чертовы крюки на ботинках».

Фото скалолаза на вершине Эвереста было уже совершенно удручающим. Просто сидит грустный человек в снегу. И все. И больше ничего.

– Может, он там и не был вовсе? – бросила я Зоару. – У меня есть точно такое же фото на вершине холма, возле Иерусалима, когда у нас два года назад шел снег. Только я там веселая.