Надежда Нелидова - Я – алкоголичка Вера

Успела подумать, какая я молодец, правильно падаю. Как учили в группе «Здоровье»: сгруппироваться – и бочком в позе эмбриона. Тогда откуда эта пронзившая боль и чувство странного смещения, будто сложились костяшки домино, и невозможность встать на ватные ноги? Вот так же мама с шейкой бедра… Только не шейка, ах только не шейка – гроза, кошмар, ужас и приговор женщинам 50+.

Но какие у нас родные, милые люди! Говорят, за границей прохожие шарахаются от упавшего человека: потом разборок со страховой компанией не оберёшься. У нас заахали, набежали, подняли. Прижали салфетку к рассечённой брови, отвели в сторонку, кто-то уже вызывал скорую.

***

– О, ещё одна, по ходу, звезданулась! Блин, и чего я на неё не поставила? Везучая ты, Танька. Попёрло, донаты закапали.

Школа три недели как на дистанте, на улицах свирепствуют дружинники, хватают и штрафуют: карантин. Деффки усеяли подоконник и придвинутый к окну стол. Хозяйка комнаты, начинающая блогерша Танька взгромоздилась на спинку кресла. У неё есть всё для онлайна: программа, камеры, микрофон, лампы освещения. Отчим купил.

С вечера сгоняла мелкую, та под окном выбрала участок тротуара с наклоном. Трудолюбиво бегала туда-сюда, поливала накат водой из полторашек, за ночь схватилось. Дворовые пацаны тут же затеяли толкаться на ледяном покатом озерце, довели скользкость до годного состояния. Время от времени мелкая, засунув за щёку бакшиш: чупа-чупс или сникерс – пританцовывая, бежала присыпать снегом, маскировать ловушку.

Если прохожий чебурахнулся, вскочил и отряхнулся – в интернете выходило до 5 тысяч просмотров, где-то где-то по полтиннику деревянными. Захромал – стольник. А за дылду старушенцию, которая барахталась на льду таракашкой и которую отвели и усадили на заборчик – не грех бы донатить и по триста.

Обхохочешься над этими плясками на льду, какие они выписывают ногами кренделя-восьмёрки, как прикольно машут руками, как мельницы! Вот ещё тётка копытами кверху крутанулась волчком, предъявив миру нежные цыплячьи панталоны. Со всех уголков нашей необъятной Родины полетели восторженные смайлики – приз зрительских симпатий. Кэш мелодично звенел.

***

– Пакостите помаленьку, мучачи?

Без стука вошёл отчим – тоже на удалёнке. Лёгким шлепком согнал Таньку из кресла, развалился, вытянул мускулистые джинсовые ноги. Подцепила же мать интересного молодого мужика. Танька на него тоже поставила: в эту четверть, сто пудов, затащит его в свою койку. А нет – ему хуже. За эти вот родственные шлепки по попе закатает самозваного папашу далеко и надолго. Успели ли деффки запечатлеть хлопок по попе, как очередное сексуальное растление несовершеннолетней падчерицы? Огрызнулась на отчима:

– Чё сразу пакостим-то?

– А вы на большее не способны. Ё-моё, смотрю на вас и удивляюсь. Вас же под микроскопом, как плесень, можно изучать – откуда такие взялись? Или по ярмаркам возить, как гомункулов.

Отчим повертел журнал с лакированной, в смугло-розовом мэйкапе, Бузовой на обложке, швырнул на пол.

– Гос-споди, почему у них у всех лица такие плоские? Знаете анекдот? Все думали, что это днище, но снизу постучала Бузова.

Зря он это, про плесень. И Олечку зря на пол бросил. Ладно, чувак. Месть – блюдо, которое хорошо в холодном виде.

А отчим заладил обычную шнягу. Ду-ду-ду, ду-ду-ду. Чтобы жалела мать, хоть капелька благодарности, помощь по дому… На свет родили, кормили-растили, обули-одели, выучили. Вон какие кобылы вымахали, сытые, жопастые.

– А я не просила рожать! – взвилась Танька. – Матери взбрендило ляльку себе завести, а может, папаша презик забыл надеть – а я за их хотелки отдувайся?! Да они за такую подлянку на коленях должны прощения просить и меня всю жизнь содержать. И вообще, не мать меня воспитала, а маленькая бабуля.

– И мы, и мы! – радостно защебетали деффки. – И мы не просили нас рожать! Игрушек себе нашли. А раз родили гомункулов – то и терпите, расхлёбывайте! Предохраняться надо было, таблетки пить, нечего теперь!

***

Елену Савельевну вывезли из рентген-кабинета на хлипкой, опасно кренящейся каталке. Трясясь от холода и страха под наброшенной курткой, сложив ладошки, молилась на трещину в оштукатуренном потолке: «Только не перелом! Господи, если ты есть, только не перелом!»

Бог был. Хирург вышел и озабоченно сказал: «Кости, связки целы, но ушиб нехороший. Недельку понаблюдаем в отделении».

И вот Елена Савельевна, для которой один день без ходьбы – вышвырнут из жизни, и вообще пытка и нож в сердце – лежит истуканом на койке. Изредка в ходунках проковыляет к раковине и в туалет. Ниже поясницы ощущение – будто голой попой примёрзла к железу.