Анжелика Кисель - Третья жизнь

Голова ужасно болела. Я поняла, что проснулась от удара, ведь очнулась я на полу. Было очень холодно, а за дверью действительно был слышен слабый крик. В щель между дверью и полом я заметила, что кто-то подошел к моей комнате. Я быстро вскочила и села на подоконник, как в прошлый раз, чтобы не встречаться ни с кем глазами. В комнату снова вошел старик.

– Здравствуй, Лили! – так же весело поздоровался он. – Чем тебе так нравится этот подоконник? Мисс Брайт мне рассказала, как ты вчера себя повела. Не хочешь об этом поговорить?

Я молчала. Мне интересно, что же наплела эта медсестра про меня, но спрашивать я не стала. Все равно правду мне никто не сказал бы. Доктор дотронулся до моей ступни, и я замерла, сжав кулаки.

– Ты снова замерзла. Не буду предлагать тебе переместиться на кровать, – сказал он, взял одеяло с кровати и укутал меня в него. Вернувшись на свой стул, он продолжил допрос:

– Я могу еще подождать какое-то время, но тебе придется говорить, Лили. Ты знаешь, почему оказалась здесь?

Я затаила дыхание.

– Давай я тебе расскажу, – продолжал доктор. – Возможно, это вызовет в твоей голове какие-то вопросы, и мы придем к полноценному диалогу. Твои соседи по улице считают, что ты опасна для них. На их вопросы и заботу о тебе, ты неадекватно реагируешь: начинаешь кричать, ругаться. Они напуганы и, я знаю, многое придумывают, особенно твоя соседка Эмма. Но я верю, что ты хорошая девочка. И все же, за что ты так поступила со своим приятелем Дином, кажется, так его зовут? Он приставал к тебе? Ты можешь рассказать об этом мне, и мы найдем выход. Тебя привезли почти раздетую, в крови, в истерике. Ты постоянно говорила об отце. Что произошло, Лили? – пытливо задавал вопросы доктор. Я терпеливо и хладнокровно слушала все, он говорит до тех пор, пока он не коснулся моего папы. – Я знаю, тебе пришлось нелегко. Ты рано потеряла маму. Но даже несмотря на это ты выросла достойной девушкой. Я хочу, чтобы ты знала: тебя оставили здесь, потому что я настоял. И я могу доказать, что прав, но без твоего содействия ничего не получится. И я уверен, что место твое не в тюрьме, как утверждает полиция, а здесь, в клинике, потому что тебе нужна помощь.

Блэк замолчал, дав мне возможность осмыслить всю информацию. Я поняла одно: меня обвиняли в каком-то преступлении А доктор Блэк спас меня от тюрьмы, закрыв в психушке. Какое благородство!

– Лили, если ты захочешь поговорить, рассказать мне что-то или спросить, то я всегда готов выслушать тебя, для этого я и здесь. На сегодня все. Подумай обо всем, что я тебе рассказал. Надеюсь, к следующей нашей встрече у тебя появятся вопросы.

Блэк ушел, снова заперев меня. Что же такое я сделала с Дином? Я же не убила его, в конце концов. Если Блэк смог всех убедить, что я была в невменяемом состоянии, почему тогда меня в чем-то обвиняют? Он сказал о родителях, но ничего не сказал о Робби. Неужели он до сих пор не знает о случившемся? Меня обвиняют в том, чего я не делала. Меня обвиняют в сумасшествии. Хотят чтобы было так? Будет так.

Глава 8

Прошло несколько месяцев после моего появления в психбольнице. Я почти смирилась с тем, что никогда больше не увижу папу, Робби, который уже должен был вернуться из своей поездки, но почему-то до сих пор не связался со мной. Он бросил меня так же, как и родители. Что ж, достойный сын. Я не понимала, как после всего, что мы вместе пережили, после нашей клятвы друг другу быть рядом всю жизнь, он просто оставил меня тут. От своего доктора я не слышала ни слова о нем. Ни единого раза.

Я подчинилась старику и не сопротивлялась его указаниям, но молчала. Зато часто слышались крики других пациентов. За то время мне удалось узнать, что я находилась в женском отделении. Сюда попадали все, от шестнадцати и старше, кого подозревали в сумасшествии, неадекватном поведении и различных психических заболеваниях. Иногда их крик переходил в смех, иногда в плач, а то и в истерику на целый день. Меня не выпускали из комнаты никуда, кроме в душевой, и то, в сопровождении мисс Брайт и то, исключительно ночью, когда все были заперты. Я знала лишь как выглядит коридор, ведущий к ванной комнате. Знала двоих медсестер и доктора Блэка. Иногда казалось, что остальных пациентов я себе выдумала, ведь я могла наблюдать их только через окно с подоконника, но лиц никогда не могла разглядеть. В него же я увидела, как пошел первый снег.

Мне часто становилось страшно. Я не знала, на что способны люди, которых врачи называют сумасшедшими. А что, если кто-то из них ворвется в мою комнату? А что, если они здесь тоже по ошибке? Я по-прежнему ни с кем не разговаривала, каждый день сидела на своем месте. Доктор Блэк больше меня не мучал допросами, стал приходить реже. Он всегда с заботой укрывал меня одеялом, а потом настоял на том, чтобы я носила длинные штаны и теплый свитер. Мне это пришлось кстати: так я не видела своего исхудавшего тела, которое постоянно было покрыто сине-зелеными пятнами от ушибов. Даже простое прикосновение, казалось, могло оставить на мне синяк. Блэк пытался рассказывать что-то сам. Иногда я слушала, но чаще думала о своем. Я устала сопротивляться каждый раз, когда мне приносили лекарства и еду. Когда-то пыталась немного есть сама, когда-то медсестрам приходилось меня держать и кормить. Ставили и капельницы