– Где Вероника?
– Дома, с Аленой.
– Карина?
– Естественно, в Боткинской, – Михайловна снова морщится. – Слушай, я тебя не об этом спрашиваю, я говорю, кто Кириллова оперировать будет? Я как раз к заведующему собиралась с этим вопросом, а тут ты подвернулся.
– Погоди.
Я даже не заметил, как перешел с Михайловной на «ты», но «свой парень» даже не возражает. Впрочем, это не то, что сейчас заставляет меня дышать, думать и двигаться, потому что решение вызрело еще пару минут назад, когда я подумал о Саше. Отбросив, откинув, раздавив в самом зародыше мысли о своем лучшем друге, который сейчас в больнице и который – я знаю – на моем месте поступил бы точно так же, хватаю телефон и набираю главному.
– Здравствуйте, я могу зайти? Это срочно, – без предисловий начинаю я.
– Сечин, ты совсем чокнулся? – со странной смесью восхищения и ужаса на лице спрашивает Михайловна, видимо, сообразив, что у меня на уме. – Опомнись, ты же не детский врач!
– Ну, заходи, – говорит в трубке главный, удивленным моим тоном.
– Спасибо, уже иду.
Кладу телефон и поворачиваюсь к женщине:
– Я исследование по Кириллову проводил, понимаешь? Другой хирург не успеет быстро в курс дела войти. Все, готовь бригаду на завтра.
Пока «свой парень» изумленно моргает и таращится на меня, выгребаю из стола пачку распечаток, быстрым шагом выхожу из ординаторской. Не дожидаясь лифта, поднимаюсь по лестнице вверх, и вот я у его кабинета. Стучу в дверь на глазах у удивленной секретарши, мимо которой я проскочил, даже не поздоровавшись.
– Арсен Павлович! – разгневанно напоминает она.
– Заходи, – отзывается главный. – Садись. Что за срочность, как на пожаре?
Далее следуют мои пояснения плюс краткий экскурс в историю Данилы Кириллова – и священный, праведный гнев главного.
– Какого хрена ты в это влез, у нас что, специалистов помимо тебя нет? – разъяренно рычит он, стягивая с носа очки и с размаху бросая их в кипу бумаг, которая от этого веера рассыпается на столе. – Вылететь из «Бакулевского» захотел? Ладно, я тебе это устрою! Я…
– Я из детдома.
– Что? – на полуслове осекается главный. – Не понял. – Он ошарашенно глядит на меня и моргает большими, внезапно ставшими беззащитными глазами.
– Я из детдома, – повторяю я. – Меня усыновили. У Сечиных был сын, его звали Арсений, он умер в возрасте четырех лет. Отец не сумел его спасти. И Сечины взяли меня, потому что внешне я был похож на него. Теперь понимаете, почему я в это влез?
– Та-ак, – глубокомысленно тянет главный и трет нижнюю часть лица собранной в горсть ладонью. Прищуривается: – Подробности будут?
– Нет.
А что рассказывать? Что я просто не смог пройти мимо? Ведь Сашка действительно была ни причем. Это целиком и полностью был мой выбор.
– Понятно. И кто еще знает об этом? – главный берет очки.
– Семья Литвина. Вероника. А теперь и вы.
– Еще лучше, – главный прикусывает дужку очков. – Ну, ну. Ладно, так что ты, говоришь, с мальчиком?
– Дефект межжелудочковой перегородки, стеноз легочной артерии, декстрапозиция аорты, гипертрофия правого желудочка, – начинаю сыпать медицинскими терминами, которые подробно объясняют специалисту картину заболевания.
– Диагноз?
– Чей, Литвина?
– А я сейчас с Литвиным разговариваю? – злится главный.
– Тетрада Фалло. Большие аорто-легочные коллатерали к обоим лёгким. Недостаточность кровообращения степени два-а.
– А Литвин что по этому поводу думает?
– То же самое.
Не рассказывать же ему, что мы с Андреем на этот счет крупно поспорили. Правда, с диагнозом победил я. Но лечащий врач Кириллова-то не я, а Литвин.
– Ладно, уже хорошо, что два профессионала во мнении сошлись, – не ведая о моих сложностях, заключает главный. – ЭКГ, рентгенографию, ЭхоКГ делали?
– Да.
– Показывай. – Главный заинтересованно придвигается ближе к столу, пока я выкладываю распечатки на стол. – Решение о госпитализации кто принимал? – приблизительно минут через пять главный отрывается от изучения бумаг.
– Литвин.
– Так, а ты тогда что на операции собираешься делать?
– Потребуется реконструкция путей оттока из правого желудочка сердца с пластикой выводного отдела правого желудочка ксеноперикардиальной заплатой в выведенных условиях. Это все.
– Ясно. Понятно. Ладно. Ты когда собираешься к Литвину? – Вопрос, честно говоря, неожиданный.
– Послезавтра утром, сразу же после операции, – признаюсь я. – А что?
Читать дальше