– Не помню, кажется, да. – Кажется, больше всего она удивлена тем, что я вообще читал это.
– А я разве пытался тебя влюбить? – заканчиваю я наш трогательный домашний спектакль.
– А что ты, по-твоему, делаешь? – догоняет меня ее печальный вопрос, чем ставит меня в тупик, потому что раньше я над этим никогда не задумывался. «А ведь действительно, – приходит мне в голову, – что я пытался с ней сделать? Привязать, приручить, окрутить, переспать и перетянуть на свою сторону? Заставить любить, как я хотел?»
– Так нельзя, понимаешь? – шепчет она, и этот тихий голос звучит гораздо громче, чем стук двери, которым отгораживались от меня Лера, и уж куда более выразительней, чем те слова, которыми прощалась со мной еле-еле ушедшая от меня Юлия. – Да, я хотела тебя предупредить, – несколько нелогично продолжает эстонка, – завтра я не приеду. У Дани операция назначена, и я хочу провести с ним весь завтрашний день.
– Понятно. А твой сценарист что будет делать? – заведя руку на спинку дивана, принимаюсь выстукивать по мягкой обивке какой-то бравурный марш.
– Он тоже не приедет, у него выходной.
«И слава Богу! Иначе я, по всей видимости, все-таки дал бы ему в нос, и на этом история со сценарием закончилась бы точно».
– Когда операция у мальчика? – подумав, спрашиваю я.
– Литвин говорит, в среду. Так что в среду я здесь тоже не появлюсь.
«Ну, это ты врешь», – думаю я, потому что точно знаю, что на операцию она приедет во что бы то ни стало, но будет находиться в операционном корпусе «Бакулевского» в то время, как сам я буду в лечебном. Впрочем, так даже лучше. Как говорится, с глаз долой, из сердца вон.
– А теперь, если не возражаешь, то я домой поеду. Если все будет нормально, то увидимся в четверг, я тебе утром позвоню. Хотя, если ты откажешься от съемок передачи, то я тебя пойму, – она спокойно пожимает плечами.
– С этим потом разберемся, – морщусь я. – Ну что, сходить, привести твоего сценариста? – Не могу на нее смотреть и не смотреть не могу. Господи, она от меня уходит, а я в этот момент любуюсь бликами на ее теплой коже.
– Димка сам обратно дорогу найдет, ему после «Останкино» никакие коридоры не страшны, – она слабо усмехается. – К тому же, я ему смс-ку послала, соврала, что я уже уехала.
– Ясно.
– Прости, – еще раз тихо повторяет она и направляется к двери.
И я вместо того, чтобы бежать за ней, хватать ее за руки, спасать ситуацию или просто спросить у нее: «Что же ты делаешь?», с кривой усмешкой смотрю ей вслед и думаю о том, что она все-таки меня подвела. Два раза я ее возвращал, но в третий раз не стану. Больше не могу и не хочу перешагивать через себя. В конце-то концов, просто не вижу в этом смысла. А еще я думаю о том, что через два, максимум через три дня я остыну, окончательно выкину ее из головы, после чего со спокойной душой позвоню той же Лере, или найду себе новую Женьку, или познакомлюсь с какой-нибудь Юлией, и жизнь моя снова покатится по привычному кругу, где уже не будет ни раздирающих меня сцен, ни эмоций, выворачивающих наизнанку мою душу.
– Пока, – говорит Саша и все-таки уходит. За ней медленно, почти бесшумно закрывается дверь.
Посидев минут пять в тишине, я поднимаюсь. Пора и мне домой собираться. Приеду сегодня пораньше, как нормальный человек, лягу спать, впервые за много дней высплюсь. Единственное, еще нужно в ординаторскую зайти, чтобы забрать дубленку. Вызываю лифт, поднимаюсь к себе на этаж. Отпираю комнату, начинаю стягивать надоевший за день халат.
– Арсен, а ты почему сегодня на обед не ходил? – как из-под земли возникает за моей спиной Анна Михайловна.
«Господи, ну что ей надо?» Пытаясь оставаться вежливым я, хоть и нехотя, но все-таки поворачиваюсь к женщине.
– Не успел, – говорю я, хотя внутри меня поднимается знакомое чувство, готовое выплеснуться на «своего парня» уже не прощаемыми словами.
– Слушай, весь день сегодня за тобой наблюдаю. Ты не влюбился? – усмехается Михайловна и засовывает ладони в карманы тесноватого для ее бедер халата.
– Нет. Хуже.
«Хуже, потому что я потерялся. Я потерялся, и меня никак не найдут. И я сам себя никак не найду».
– Знаешь, вот смотрю я на тебя и все думаю… – глубокомысленно продолжает Михайловна, чем все-таки выводит меня из себя.
– И на какие же мысли я вас навожу? – Откинув манеры и приличия, смотрю в светло-карие глаза этой женщины, давлю ее взглядом, ожидая, когда она просто уйдет и оставит меня в покое.
– А думаю я том, что ты становишься похож на человека. На нормального такого человека, а не на этого, вечно несгибаемого супермена на длинных ножках… Так что мир, Арсен Палыч, сработаемся! И кстати, обращайся, если на операции буду нужна, – заключает «свой парень», разворачивается и выходит за дверь, а я приваливаюсь к ближайшей стенке спиной. Взгляд машинально падает на томик Франсуазы Саган, так и оставленный на диване. И тут я начинаю смеяться. Пытаюсь угомонить себя, прекратить этот дурацкий хохот, но ничего не могу поделать с собой: запрокинув голову, я буквально булькаю смехом. Хриплый и дерганный, он вырывается из моей глотки, пока я не начинаю давиться им. Отсмеявшись, плюхаюсь на диван, тру ладонями щеки, лоб и перевожу взгляд за окно, понимая, что я… Что? Влип? Нет. Влюбился? Нет. Просто я, выражаясь словами той же Саган, все-таки пустил в свое сердце Сашу.
Читать дальше