Ангелина Ромашкина - Новогодние рассказы

В ответ она услышала: «Галка, скоро приеду. Люблю тебя!».

1

Первый залп разливался красной орхидеей на ночном небе в сорока километрах от элитного поселка Старые дубы. Морозный воздух пронзал грохот салюта и свист встречающих Новый год в одиноком доме, вокруг которого баррикадой прорастал сосняк. Дикость или романтика – отстроить трехэтажный кирпичный коттедж вдали от цивилизации? Дом-одиночка – так прозвали дачную обитель друзья профессора психологии Виктора Данко.

Виктор славился странными поступками. Он мог отвести часть лекции по психологии, резко замолчать, оборвав себя на половине сформулированного предложения, встать из-за кафедры и выйти в коридор, так и не вернувшись на пару. Первокурсники психфака в ступоре встречали выходки профессора. Но позже привыкали и даже радовались такому необычному стечению обстоятельств.

На Новый год Виктор никогда не делал подарки своим друзьям. Но всегда организовывал праздничное торжество, приглашая самых близких из окружения в свой дом-одиночку.

31 декабря в шесть часов вечера гости профессора парковали свои машины возле двухметровых железных ворот. На крыльце их встречала горничная профессора, Марго. В любую погоду она накидывала на плечи лишь колючую серую шаль.

Марго двадцать лет назад переехала в Россию из Финляндии. Практически сразу стала работать помощницей по дому Виктора. Он тогда был еще доцентом на кафедре общей психологии. Жена Виктора, Мария, в те годы тоже увлеченно занималась наукой. Поэтому трехкомнатная квартирка, доставшаяся Марии от покойных родителей, чахла из-за отсутствия уюта и свежеприготовленной еды. Молодая семья обрадовалась горничной, которая не просила много денег, а была рада свободной комнате в квартире и добродушным работодателям.

В этом году профессорский дом-одиночка также приютил гостей для встречи Нового года. Марго позаботилась о том, чтобы стол из красного дуба, расположенный в самом центре гостиной на первом этаже, ломился от закусок, горячих блюд и напитков.

В центре стола стоял гусь с хрустящей корочкой, начиненный яблоками. Вправо уходили салаты: оливье с лососем; теплый итальянский салат; капоната с виноградом и, конечно же, любимое блюдо профессора – капрезе. А влево уплывали закуски: ракушки, фаршированные шпинатом; карпаччо из форели; гриссини с прованскими травами; брускетты с оливковой пастой и томатной сальсой; канапе из моцареллы, базилика и помидоров, спрыснутых бальзамическим уксусом.

В девять часов вечера бокалы гостей наполнились игристым вином. Серьезные разговоры сменились легкой, местами шутливой, светской беседой. За час до встречи Нового года каждый из присутствующих (кроме Виктора) озвучил тост и положил подарок под большую пушистую ель, аромат которой наполнял весь первый этаж. А перед боем курантов гости выпорхнули на улицу, чтобы под оглушительные залпы салюта встретить долгожданный праздник.

Красная орхидея осветила веселые, несколько хмельные лица друзей и близких профессора. Они были счастливы, по-настоящему счастливы, находиться здесь. Дышать свежим воздухом, есть изысканные блюда, пить дорогое шампанское, словно дети радоваться елочному аромату и иллюминации, вырывающейся из картонных коробок.

Спустя десять минут после полуночи, когда цветочная клумба исчезла с неба, оставив после себя облака тягучего дыма, а грохот перестал взрывать барабанные перепонки, собравшиеся услышали из дома крик. Крик, смешанный с рыданием.

Все, кроме сестры профессора, Лидии, ринулись в коттедж. Лидия лишь смотрела в туманное небо, а в ее глазах стояли слезы.

2

Друг профессора Данко, терапевт Борис Кратков, вторым после Марго увидел это сюрреалистичное зрелище.

– Виктор, бедный Виктор… – без конца повторял он, глядя на то, как некогда пышущее здоровьем тело профессора растекалось по стулу. Его голова, словно небрежно надломанная еловая ветка, свисала с шеи. Очки с круглой оправой болтались на кончике горбатого носа. А изо рта стекала желтоватая пена.

За спиной Бориса, в проходе, столпились другие гости. Они не решались войти в зал. Лишь домработница профессора сидела на полу, обхватив ноги, и рыдала, не отрывая взгляда от бездыханного тела. Жена терапевта Краткова, София, грызла ногти, отполированные свежим маникюром, и что-то бормотала себе под нос. Друг детства Виктора, Федор, прислонившись к входной двери, молча издалека наблюдал за своим уже безмолвным другом.