Соро Кет - Последний сын графа

При виде нас с Маркусом, оба всадника разом натянули поводья. Лошади перешли на рысь и вскоре остановились. Маркус чихнул и достал платочек.

– Добрый день, Цукерпу! – сказал Себастьян. – Здоровья, Маркус!..

– И ты не сдохни! – ответил тот.

Граф рассмеялся.

– Я лишь твоими молитвами и живу…

Дальше я не особо вслушивалась. Забыв обо всем на свете, смотрела на Себастьяна. На нем были черные бриджи для верховой езды и белая рубашка с закатанными до локтей рукавами. Сапоги сверкали, на запястье болтался стек.

Его золотистая кожа, выгоревшие волосы. Капелька пота прочертила по шее линию, остановилась в ямочке между его ключиц. И я глубоко вдохнула, невольно подавшись к Цезарю. Так мне хотелось прикоснуться к Себастьяну и слизать эту капельку языком.

– Ви? Верена!

Голос Маркуса заставил меня очнуться.

– Что, Маркус?

– Филипп спросил, как твои дела. Дважды.

Внутри меня что-то дрогнуло и зависло. Себастьян метнул в меня короткий настороженный взгляд. Я мысленно застонала. Это была пронзительная тоска по тем временам, которых я никогда не знала. По временам, когда мужчины были мужчинами, а женщины еще нет.

– Ого! – сказал граф. – Если лошадь нервничает, нервничает наездник.

Встав «столбиком», я невидящими глазами глянула на Филиппа. Широко раздувая ноздри, его конь крутил головой, яростно пытаясь вырвать поводья из рук наездника. Густая белая пена падала на черную грудь. Хрипя, как-то боком, круто выгнув лебединую шею, конь крутанулся волчком на месте.

Граф улыбнулся мне, сверкнув зубами и подбородком указал на Филиппа. Мол, ты только посмотри!

– Что ты гарцуешь? Не хочешь маме «здрасьте» сказать? – спросил он сына.

Филипп не ответил. Был слишком занят, сражаясь с лошадью.

Герцог тоже вдруг осмелел и налег на задние лапы, стремясь приблизиться к Цезарю. После того, как я укатила из Гремица, остальные тоже вернулись. Рассказать мне, что я уже взрослая и это непозволительно: вот так вот молча вставать и уходить. И я перебила все, что могло разбиться.

Как раньше делала Джессика.

И Маркусу пришлось заменять мне отца. В частности, водить Герцога, который его особо не слушал. В данный миг он хотел к Цезарю и Себастьян, наслаждался моментом: Цез его слушался, Герцог Маркуса – нет. Еще одно очко в копилку Себастьяна. Еще одна стрела в их вечной войне.

– Здрасьте, мама, – сказал, наконец, Филипп.

– Здрасьте, папа, – буркнула я в память о его браке с Джессикой.

– Молодцы, дети, – Себастьян подъехал ко мне и наклонился, подставив щеку. Раньше он целовал меня только в губы, но… после того, как мы договорились быть вместе, вдруг перестал.

Привстав на цыпочки, я клюнула его в щеку сжатыми губами. На них остался вкус соли и пыли, и еще лосьона после бритья.

Граф выпрямился. Цезарь под ним был спокоен, как монумент. Конь Фила волновался за них обоих.

Я облизала губы.

По сердцу словно провели бритвой. Мне снова захотелось сделаться молодой селянкой, которая бежит через поле, ощущая спиной жаркий храп коня и взгляд наездника. Джинсовые шорты стали вдруг тесными, соски под тонкой маечкой напряглись…

Я задохнулась, отшатнувшись назад, словно это могло помочь отстраниться от своих мыслей.

В глазах Филиппа что-то сверкнуло. Он крепко сжал руки с зажатыми в них поводьями и поздоровался с Маркусом. Тот не откликнулся: не успел. Герцог вдруг утратил интерес к лошадям, и с силой втянув в себя воздух, попытался сунуть нос между моих ног.

Я оттолкнула его, покраснела, как помидор. Себастьян рассмеялся, Фил выругался: его конь опять тряхнул головой и яростно крутанулся на месте. Я отскочила и вовремя: конец хвоста довольно сильно хлестнул меня по плечу.

Граф рассмеялся и похлопал Цезаря по шее.

– Ты еще ездишь верхом, Верена?

– Нет, – ответила я.

– Если ты не начнешь, ты окончательно потеряешь навык, – сообщил он непререкаемым тоном.

Словно речь шла о чем-то важном, вроде умения пользоваться приборами.

– Это последние навыки, что мне реально нужны, – ответила я, жалея, что не взяла с собой пару вазочек.

Филипп не в силах надолго усмирить своего коня, рывком поставив его на дыбы и несколько долгих секунд удерживал почти вертикально. Потом ослабил поводья и лошадиные копыта глухо ударились об утоптанную землю.

Конь успокоился.

Как-то разом осел, затих. Так успокаивается женщина, получив по лицу.

– Знакомый запах, – сплюнул Филипп, – что это? Персики и алоэ?..