Мира Медунова - Солнце и гром

– Хорошо.

– Пойдем, юноша, – Бертольдо встал и направился к выходу из кабинета. – Тебе действительно нужно отдохнуть.

– Бертольдо, – окликнул Марко. – Зайди ко мне, как только устроишь Джеймса.

– Конечно, отец.

При выходе из кабинета Джеймс не удержался, бросил взгляд на оставшегося в глубине комнаты Марко. Тот спокойно сидел в своем кресле и неторопливо доедал, наверно, уже третье или четвертое пирожное. Весь его вид излучал глубокое спокойствие, и это спокойствие навело Джеймса на мысль, что выбраться отсюда ему будет, пожалуй, не так легко, как он думал.

Комнату ему выделили просторную и очень удобную: с широченным кожаным диваном, на котором ему, очевидно, предстояло и спать (так как кровати здесь не было), большим письменным столом с ультрасовременным вращающимся стулом напротив, вместительным платяным шкафом у стены и длинным балконом, выходящим на бескрайний сад поместья.

Комната располагалась на третьем этаже, и вид с балкона открывался просто потрясающий. Солнечные блики резво носились по узким галечным тропинкам, испещрявшим сад по всей территории, и эти блики вызвали в памяти Джеймса воспоминание о недавнем инциденте. Воспоминание об одном очень уверенном в себе пафосном блондине.

«Ладно, – сказал он себе мысленно не без легкого предвкушения. – Стоит задержаться здесь хотя бы ради того, чтобы сбить с него спесь».

ГЛАВА 4

Деятельность семьи Кармелло – этой гигантской многофункциональной машины с бесчисленным множеством непрерывно действующих механизмов – распространялась на многие сферы коммерческой жизни главных штатов Америки, и некоторые из этих сфер были вполне легальными, в чем Джеймс убедился не без помощи Бертольдо, ставшего для него кем-то вроде бессменного наставника.

Отельный бизнес действовал в полном согласии с законодательством, как и многочисленные рестораны и несколько известнейших развлекательных центров, о которых Джеймс слышал задолго до своего приезда сюда. Все это было вполне себе «чистым» бизнесом, без каких-либо теневых сюрпризов.

Джеймс поверил в это не потому, что был чересчур доверчивым, а потому что Бертольдо буквально закопал его в тоннах накрахмаленной документации, подтверждавшей законность всех этих предприятий. Хуже того, он заставил его тщательно вникнуть в каждую бумагу и научил отличать поддельные печати от подлинных.

В итоге Джеймс не мог сомневаться просто потому, что сам стал экспертом по части данных вопросов. Кроме того, все эти предприятия были очень известными, пользовались спросом у огромного множества людей, такой бизнес просто не мог быть незаконным, что и подтверждали бесчисленные, заверенные влиятельными шишками бумаги.

Джеймс уже начал задаваться вопросом, а почему, собственно, Кармелло считались мафией, когда Бертольдо потихоньку начал раскрывать перед ним вторую сторону шоколадной медали. И вот она оказалась уже не шоколадной, а фальшиво-золотой.

Марко Кармелло являлся владельцем двенадцати элитных казино в Нью-Йорке, а также контролировал несколько весьма серьезных линий по поставке оружия. Первое было относительно легально (благодаря сомнительным договорам с людьми, имен которых Джеймсу пока не открывали), второе же вовсе официально не признавалось, хотя фактически было неоспоримой реальностью.

Небольшой анализ, проведенный Джеймсом самостоятельно, без помощи Бертольдо, помог ему выявить интересный факт: доходы с казино и операций с оружием, регулярно поступавшие на счета Кармелло, превосходили доходы с легальных предприятий почти в двенадцать раз! Это, в общем-то, многое объясняло: и влиятельность семьи, и нежелание Марко полностью легализовать свой бизнес. Отказаться от такого куска не смог бы сильнейший из людей, тем более если этот кусок стоил ему усилий всей жизни.

Во всяком случае, поначалу Джеймс видел в этом только жадность и не более того. С другой стороны, он также чувствовал и некоторое облегчение. С его точки зрения, азартные игры и торговля оружием были все-таки не настолько скверной отраслью, как, например, наркобизнес или сутенерство. Если бы он узнал о последних двух, то смылся бы в тот же день. Хотя это вовсе не значило, что теперь он хотел остаться здесь навсегда. Он по-прежнему был твердо намерен уехать по истечении оговоренного срока в четыре месяца, но, по крайней мере, пока он был здесь, ему не нужно было испытывать острой ненависти к происходящему вокруг.