Альваро Донацио, ставший для него с некоторых пор чем-то вроде особого вида психической болезни, так же, как и он, обожал в свободное время гонять на мотоциклах и, судя по тому, что было написано в его кратком досье, по меньшей мере, раз в месяц участвовал в неофициальных манхэттенских гонках.
Когда Джеймс узнал о намечающейся в ближайшие дни так называемой Квартальной гонке – нелегальной, но очень популярной в Манхэттене – он почему-то сразу подумал, что Донацио наверняка захочет в ней поучаствовать. Собственно, это была единственная причина, по которой сам он теперь находился здесь. И уже глубоко презирал себя за проявленную слабость.
Ведь у него не было никаких гарантий, что Альваро действительно здесь появится. Откуда вообще у главы мафиозного семейства могло взяться время на такую чепуху? Он, скорее всего, даже не слышал об этой гонке. А если и слышал, вряд ли мог позволить себе вырваться.
Джеймса неимоверно раздражало собственное огорчение по этому поводу. По идее, он должен был радоваться, ему уже давно не доводилось никуда выезжать, но вместо радости он ощущал какую-то гнилую пустоту внутри или даже хуже: будто ему в душу бегемот насрал. Хотя, если честно, он даже не знал, что стал бы делать, если бы Альваро все-таки появился. Он даже не думал об этом. Ему просто было необходимо увидеть его, увидеть и хоть немного приземлить, доказать, что…
Впрочем, этого он и сам не знал. Зато отлично понимал, что сам факт того, что ему хотелось что-то кому-то доказать, был чертовски странным и несвойственным его пофигистической натуре.
Когда до начала гонки осталось всего десять минут, надежда окончательно в нем задохнулась. С таким опозданием обычно никого не принимали, да и участники уже стали съезжаться к стартовой линии, вызывая еще больший гул в толпах наблюдателей.
Джеймсу было тошно от самого себя, но он искренне хотел развернуться и свалить отсюда. Даже предстоящее состязание, обожаемая им скорость и шепчущий в венах риск не могли сбавить силы его разочарования. Он чувствовал, что если поедет, не только не получит удовольствия, но, возможно, разочаруется еще и в любимом с детства увлечении. Что ужаснуло бы его, если бы он вник в эту мысль поглубже.
Мнение остальных участников его не колыхало, поэтому он уже собирался сдать назад, как вдруг шум за спиной резко усилился, и в огороженную зону въехал еще один мотоциклист.
Реакция парней при его появлении была Джеймсу знакома. Забыв о гонке, которая должна была начаться спустя каких-нибудь три-четыре минуты, они подорвались со своих байков и с радостными возгласами бросились встречать новоприбывшего, от которого, по-видимому, были в полном восторге. Тот тоже слез с мотоцикла (с опасного на вид «Yamaha YZF-R25», мощь которого даже Джеймс всегда охотно признавал) и, сняв шлем, весело приветствовал подоспевших гонщиков.
При виде его у Джеймса внутри все свернулось в тугую пружину, настоящий кокон дичайшей энергии, который мог развернуться в любой момент и вызвать последствия, масштаб которых он сам не мог себе представить.
Альваро Донацио выглядел непривычно в широких черных джинсах с прорезями на коленях и застегнутой на все пуговицы черной кожанке с серебряными цепочками на рукавах и передних карманах. Но улыбка – этот уверенный добродушный оскал самовлюбленного хищника – ослепляла как всегда.
Джеймс, как обычно, не мог оторвать от него глаз и чувствовал все ту же непостижимую застарелую злость, побуждавшую его он сам не понимал к чему. Несмотря на то, что он стоял почти на краю стартовой линии, Донацио вскоре заметил его, и изумление, отразившееся на его лице, убедило Джеймса в том, что он не зря сюда приехал. Почему-то было безумно приятно видеть на лице этого великолепного придурка озадаченность, даже легкий шок. Впрочем, он довольно быстро справился с собой и махнул рукой в знак приветствия. Джеймс отвернулся, уже предчувствуя скорое веселье.
Наконец, все вернулись к байкам, и Альваро тоже втиснулся в ряд (для него, похоже, правила были не писаны), примерно на пять машин правее от Джеймса. Брюнет не мог его видеть, но почему-то ощущал также ясно, как если бы они стояли в полуметре друг от друга. Однако это не мешало ему думать о предстоящей гонке.
Впереди лежал путь почти в три километра, по извилистой трассе, выходившей во многих местах прямиком к океану – с высоты около тридцати метров (примерная высота пятиэтажного дома).
Джеймс совершенно не знал этой дороги, что нисколько его не пугало. Так ему всегда нравилось больше: и риск сильнее и, как следствие, более яркие вспышки адреналина. Однако сейчас его будоражила не только предстоящая опасность. Откровенно говоря, ему даже было плевать на победу. Он хотел победить только одного человека, и это желание захлестывало его прямо-таки с пугающей силой.
Читать дальше