Ирэна Лаис - Разные грани и лица любви

© Ирэна Лаис, 2022

ISBN 978-5-0056-0890-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глаза закрыты, но они не спят, просто дышат потоками мыслей и чувств – одних и тех же на двоих – в космос. Не говорят, не молчат, эта осенняя тишина и есть их диалог, музыка соитья их душ. Так недолго любовь была

– Леша и Лиза

Стоило Лешеньке увидеть Лизу, как в сердце мальчишки что-то дрогнуло,

надломилось и вместо этого «чего-то» мальчишечьего, задорного и даже злорадного именно тот самый надломленный кусочек сердца обрел иной цвет, иную консистенцию, иное содержание – там родилась первая любовь.

Из проклятья всей школы, семьи и округа Леша превратился в тихое созданье, которое принимало к себе близко и как родное лишь один предмет – карандаш.

С того дня, как семья Лизы переехала в их двор, и он увидел ее – восьмилетнюю девочку в красном платьице с большими кармашками по бокам, с рыже-русыми

волосами в две косы и глубоко посаженными желто-карими глазами, он не терял ее образа из мыслей. Одиннадцатилетний мальчик пытался бороться с этим нашествием: он рисовал ее, чтобы запечатлеть этот образ на листе и оставить его на нем и видеть его лишь тогда, когда самому захочется. Но он обманулся, и рисуя его снова и снова, он еще больше запечатливал ее внутри себя, укореняя в себе это удивитильное чувство, пророчащее ему счастье и горе в одном лице.

Лиза была из богатой купеческой семьи. Отец ей часто напоминал о том, что она – предок дворян и что ее красота ей передалась от далекой прабабушки, которая танцевала сто лет назад с самим царем. Было ль это правдой, трудно сказать, и сам отец не знал была ли та женщина с картины из прошлого века та самая его прабабка иль нет. Так или иначе эта картина была его гордостью и достоянием. Женщина на ней была поистине дворянской крови. Вся ее осанка, и взгляд, и руки, и шея говорили сами за себя. Платье бархатно-заленого цвета поднималось стоячим гордым воротником до самого подбородка, а из-под воротника выглядывала белоснежная подставка нежной

бахрамой. На руках ничего лишнего: поверх белых перчаток одно крупное кольцо с изумрудом. Это был великолепный портрет. Но как бы то ни было, кем бы она ни приходилась Лизоньке, у девочки был тот же цвет волос, что у дамы с картины. И для тщеславного отца этого было досаточно, чтоб Лизу называть «маленькой княгиней» и сделать из нее идолом всего рода. Леша не сводил с нее глаз, жадно следя из-за

деревьев за каждым ее движением, каждым шагом, каждым взмахом ресничек, в то время как Елизавета Анатольевна и не знала и не видела своего обожателя. Но

однажды утром Лиза прогуливалась со своей maman в саду, где листья охрой падали с облаков и крузили по траве и по дорогам, словно странники-путешествинники, и шептались, и спорили, и улыбались, и пели, словно философы природы, словно чьи-то золотые мечты… Лиза, несмотря на всю свою избалованность, была нежным и чувственным ребенком, и танец листьев заворожил ее детскую мечтальную душу.

Maman сидела на скамейке и томно смотрела в одну точку.

Завидев зачарованную девочку, ветер словно хотел еще больше удивить ее широко распахнутые глаза, и медленными кругами то удаляя от нее, то приближая к ее ногам ворох листьев, кружил вокруг нее. Внезапни, словно рожденный этой стаей желтых «птиц», в этом ворохе вместе с листьями закружился белый лист… бумаги. Он трепался, кружился, летел с листьями, не являясь их частицей. Этот лист нес в себе иную историю, иную судьбу, иную мечту… Н едолго раздумвая, Лиза побежала прямо в вихрь «крылатых танцоров» в погоне за загадочным белым вестником тайны. Она оказалась посреди пыли, ветра и листьев, глаза заслезились, но маленькая ручка успела поймать на лету своего Пегаса средь этой шумной кутерьмы, которая в миг взлетела в небо и унеслась к дальним своим мирам, оставив ее наедине с… ее собственным изображением на листке бумаги. В смущении и непонимании она смотрела на девочку, глядевшую на нее с рисунка. На миг прийдя в себя, она заметила, что кто-то стоит перед ней и ломит себе руки. Подняв ресницы лишь два черных огня под испуханно-

поднятыми бровями. Позади Лизы приближались цокающие шаги maman. Собравшись, Лиза спросила,

– Это вы нарисовали, мсье? – она произносила это, подражая стилю и тону родителей с холодной растановкой слов и французским искусственным акцентом. Леша, оцепенев, молчал, думая лишь о том, как бы отобрать у нее это «свое позорище», сорвавшееся из его рук злосчастным ветром, когда он дорисовывал его, спрятавшись за дерево, и украдкой любуясз ее силуэтом так лизко от него, и, о Боже, как далеко.