Ирэна Лаис - Разные грани и лица любви

Заметив его состояние близкое к обмороку, она опустила глаза вновь на рисунок, и руки как-то непривычно напряглись, странное ощущение анемения разлилось по самые локти, тепло подкатило к шее, а потом вверх по щечкам, и по вискам хлынуло колючим жаром. Слабость поддала к коленям. Наверное впервые в жизни она чего-то смущалась, сама не зная чего. И всего одна точка екнула в ее сердце, всего одна жилка сжалась и сразу разжалась. Небо сделало свое. Теперь и до последней минуты ее странной жизни ее сердце билось по-иному, с каждым ударом отсчитывая шаги роковой любви в главной роли в своей жизни.

Не поднимая глаз, она почти прошептала:

– Мальчик, это ты нарисовал? – и не дождавшись ответа, робко спросила, – как зовут тебя, художник?

«Художник»… откуда она знала это слово? Ах да, конечно, от своего отца, каждый часто ей напоминал, что человек нарисовавший ее родственницу, был великим художником.

– Леша. – проборматала маленький художник, и тут же опомнившись, добавил, —

Алексей, мадемуазель. – и тут же схватил рисунок с ее рук и рванул с места, и долго

бежал на непослушных ватных ногах. Но добежав до одного из ленинградских мостов, обнаружил, что в руке у него лишь маленький клочок бумаги.

А там в саду осталась стоять влюбленная девочка со своим образом на листке с оборванным уголком.

«Леша»… – в мыслях ее в этот миг и навсегда.

«Леша» – пели и шептали охровые листья – вестники истории художника и княгини, истории взаимной, но проклятой любви. И златые бабочки улатели с ветвей в небо с историей в шорохе и шелесте своем, с историей, которую придумали они.

– Леша и Лиза

Время летело на крыльях тех самых листьев. Время менялось и меняло их. Они становились старше и взрослела их любовь. На протяжении девяти лет они ни разу не разговаривали друг с другом. Маленькой княжне запрещали общаться с

простолюдинами и не выпускали из дома ни наш без матери. Но жизнь всегда имеет свое слово в жизни каждого человека, каждого народа и каждой цивилизации. И теперь менялся уклад всей страны, всего общества, одна встряска заменяла другую, время меняло все вокруг, кроме их чувств. В стране готовилась революция. Прежние дворяне со страхом думали о будущем. Заперевшись в своих особняках, они со дня на день ожидали ареста, расстрела, переселения, грабежа, развала всего, что еще недавно считали вечным. И это случилось. Революция! Гордое слово, несущее в себе свободу, новую жизнь, новые идеалы и вынашивающее в себе смерть, голод, разгром, уничтожение не только всего плохого, но и погибель многим ценностям, покою, миру… Вряд ли кто либо может сказать стоит ли революция осуществления иль нет.

Редко, когда она приносила что-то доброе и праведное народу, одна власть сменялась другой, и облегчения от этого никому. Но вместе с тем она – надежда на новую жизнь, надежда на справедливость, она – дух смелости, дух несмирения эксплуатации народной силы, терпением, покорностью.

Революция 1917-го несла Руси, увы, лишь новые слезы, беды, страх и новую

беспощадную власть, несущую бессмысленное уничтожение всему и каждому, кто мог показать хоть толику сопротивления. Год принес большие изменения во все слои общества. Но одному из них досталось больше всех – слой аристократии, царских военнослужащих и богачей. Отец Лизы, конечно, один из первых попал в список арестованных. Лиза с матерью переехали из своего особняка в чердачное помещение какого-то дома.

Впервые Лиза узнала своего отца именно в это время. Узнала его не как напыщенного, тщеславного обычного купца, а как гордеца, героя, непокалебимого верного слуги царя. Все эти годы они не знали, что отец работал на тайные службы царской гвардии, и именно поэтому он категорически отказался перейти на сторону тех, кто нес в руках красное знамя советской власти, и именно поэтому он один из первых увидел стены сырых тюрьм, подвалов, крысиных комнат без окон и света, и один из первых с

бесстрашными, гордыми глазами услышал залп, и вот холодная пуля, застряв в сердце, высасывает из него все тепло и веру. В ближайшие дни, и месяцы, и годы следы его крови на серой бетонной стене сотрет кровь тысяч других расстрелянных.

Мать Лизы никогда не отличалась ни волей, ни умом, ни ценностями души, ни чувственностью. Выросшая в благочестивой, интеллигентной семье, она не умела

ничего делать, ни о чем думать. Все всегда за нее решали, и дискомфорта от этого она не чувствовала. Но обстоятельства выявили и ее душу с другой стороны. Теперь, когда некому было решать за нее ее судьбу и заботиться о ней, она потеряла смысл своего существования. Даже то, что она больше не одевает красивых шляпок, ее платье ничем не отличается от платьев торговых баб, и что она торгует на рынке морковью и картошкой с собственного огорода, и то, что ей приходиться всех убеждать, что она обычная крестьянка с глубинки, дабы не иметь судьбы своего мужа, и то, что вечером