Джулия Баксбаум - Три правды о себе

Я:И они все блондинки. Все до единой. Такие. Калифорнийские. Блондинки.

Скарлетт:ТОЛЬКО НЕ ПРЕВРАЩАЙСЯ В ОДНУ ИЗ НИХ! Ты мне обещала, что не заразишься ЛА.

Я:Не заражусь. Чтобы им заразиться, надо хоть с кем-то общаться.

Скарлетт:Черт. Все так плохо?

Я:Все еще хуже.

Я быстро делаю селфи и отсылаю его Скарлетт: я, одиноко сидящая на скамейке с моим недоеденным сэндвичем с джемом и арахисовым маслом. Я не стала надувать губы, просто улыбнулась и поставила хештег #День14. Те две блондинки сложили бы губки бантиком: типа какая я вся сексапильная , — и запостили бы фотки в «Инстаграм». Смотрите, как я эротично не ем свой сэндвич!

Скарлетт:Сними резинку. С этой рубашкой смотрится по-деревенски.

Я снимаю резинку и распускаю волосы. Вот почему мне так не хватает Скарлетт. Возможно, в Чикаго меня никогда не дразнили именно потому, что со мной дружит Скар. Без нее я, наверное, стала бы еще большей рохлей.

Я:Спасибо. С резинкой покончено. Будем считать, я ее сожгла.

Скарлетт:А что там за красавчик влез в кадр?

Я:Что?!

Я смотрю на экран своего телефона. Когда я делала селфи, Бэтмен выглянул в окно. Не то чтобы он специально влез в кадр, но все-таки запечатлел себя для потомков. Получается, у стервозных блондинок все-таки были зрители. Собственно, а чему удивляться? У таких, как они, зрители есть всегда .

Я снова краснею. Я не только толстая корова с идиотской бархатной резинкой, не только жалкая неудачница, которая обедает в одиночестве на скамейке у входа, но меня еще и застали за тем, как я фоткаю это волнующее мгновение моей жизни. Причем застал симпатичный парень. О господи.

Я вызываю меню рядом с фоткой. Нажимаю на кнопку «Удалить». Жаль, что нет такой кнопки, чтобы удалить все остальное.

— Томас Элиот. «Бесплодная земля». Кто-нибудь уже прочел? — спрашивает миссис Поллак, моя новая учительница литературы. Никто не поднимает руку, включая меня, хотя я читала «Бесплодную землю» два года назад, в прошлой жизни. Мама любила поэзию, и томики стихов у нас были разбросаны по всему дому, как указатели в каком-то загадочном квесте, — россыпь замысловатых подсказок, ведущих даже не знаю куда. Когда мне было скучно, я брала книжку с маминой тумбочки или со столика в ванной, открывала ее наугад и читала. Мне нравилось искать строки, которые мама подчеркивала карандашом. Нравилось искать ее заметки, сделанные на полях неразборчивым почерком. Я часто задумывалась, почему мама выделила именно эту строку.

Но ни разу ее об этом не спросила. Почему я ее не спросила? Когда твой близкий человек умирает, ты потом еще долго терзаешь себя, вспоминая все те моменты, когда мог обратиться к нему с вопросом, но почему-то не обратился, все те случаи, когда ты сдуру решил, что у вас еще много времени впереди. А время — раз, и закончилось. И ничего не осталось. Только призраки воспоминаний, кадры на засвеченной пленке.

В «Бесплодной земле» мама подчеркнула первую строчку и поставила на полях два восклицательных знака: «Апрель — жесточайший месяц».

Почему апрель жесточайший месяц? Я не знаю. Теперь каждый из месяцев кажется по-своему жестоким. Сейчас сентябрь: заточим карандаши. Новый год и не новый. Слишком рано для подведения итогов, слишком поздно для новых свершений.

Мамины книги, упакованные в картонные коробки, плесневеют в камере хранения на складе в Чикаго. Запах бумаги сменяется запахом пыли и сырости. Я стараюсь об этом не думать, стараюсь не думать о разложении материи. О том, что все эти подчеркивания и заметки делались зря.

— Это поэма в четыреста тридцать четыре строки. По объему — как четыреста тридцать четыре твита, — говорит миссис Поллак, и класс смеется.

Она молодая — лет двадцать пять — двадцать семь — и красивая. Пятнистые легинсы под леопарда, кожаные ботильоны с открытым носком, шелковый топ на бретельках, выставляющий напоказ веснушчатые плечи. Миссис Поллак одевается лучше меня. Она из тех учителей, которыми искренне восхищаются ученики, потому что не настолько далека от них, чтобы между ними не было ничего общего.

В первый день она представила меня классу, но не заставила вставать из-за парты и рассказывать о себе, как делали все остальные учителя. Тактичная миссис Поллак спасла меня от унижения.

— «Бесплодная земля» — произведение непростое. Я бы даже сказала, сложное. Где-то на уровне первого курса колледжа. Но, я думаю, вы с ним справитесь. Ну что, замахнемся?