Ксения Васильева - Вкус греха. Долгое прощание

Кирин голос утек куда-то, настала тишина, и в этой тишине гремели слова: самый удачный ребенок у тебя с ней… Что??! У Веры от него ребенок?! Мальчик… Так вот почему она так! А он-то, он!..

Митя был в обморочном состоянии… Что ему делать, ну, что ему делать?? Господи!

Он перебил Киру слабым голосом:

— Сколько этому мальчику… лет?

— Какому мальчику? — переспросила Кира.

— Вериному… — просипел Митя.

— А-а, Митечке! Да, он ровесник твоему Терри, у них неделя или две разница, — вспомнила вдруг Кира, плавая от счастья в небесах, ибо видела, как прямо у нее на глазах усыхал и зеленел Митя.

…Еще не все, дорогой племянник! Еще кое-что для тебя есть. За грехи и страсти надо платить! Уметь отдавать долги! Он что, думал, будет всю жизнь порхать мотыльком над цветущим лугом?.. Не выйдет!

— Анечка, твоя дочь от Риты, — жестко продолжила Кира, — работает в модельном агентстве, но мое мнение — не только в нем, извини уж! Хотя Леля ее обожает! «Леля?! Елена Николаевна?! Она-то при чем здесь?!» — Митя ничего не понимал, но больше всего он вдруг стал бояться грохнуться перед теткой в обморок.

— Вот так, — закончила Кира. — Я пошла спать, устала — умираю… И ты ложись. Белье знаешь где.

И она ушла в свою комнату.

Митя не заснул ни на минуту, да и не лег. Он сидел на кухне у окна и курил всю ночь.

…С каким злорадством говорила тетка! Он виноват! Ему нет прощения!

Сейчас же надо уйти! Но силы покинули его, он не мог шевельнуться… Митя вспомнил, где Кира раньше хранила лекарства, и полез в ящик буфета… Заснуть. Хотя бы на короткое время…

Слава Богу, в ее лекарственном ящичке оказалось снотворное. Митя, трясясь, выпил три таблетки, только успел дойти до комнаты, как провалился в сон, не принесший забвения.

Митя проснулся с еще худшим состоянием души.

Хорошо, что Кира уже ушла. На столе лежала записка: «Обед на кухне. Деньги в шкатулке. Постараюсь прийти пораньше».

Придет пораньше, чтобы снова терзать его. Он этого не вынесет, этой медленной пытки. Надо бежать!.. Куда?..

А тем временем к дому Киры, задыхаясь, бежала Елена Николаевна.

Утром ей позвонила Кира и сказала, что Митя у нее и что она не хочет, чтобы он уходил, а он наверняка улизнет, и чтобы Леля его постерегла, а Кира постарается прийти пораньше. Надо будет с ним поговорить, он в плохом состоянии.

Елена Николаевна усердно наложила макияж, и лицо ее стало совсем моложаво, и, как прежде, на нем сверкали большие голубые глаза. Но что годы сделали с ее фигурой!

Она и всегда была полновата, но в молодости это выглядело пикантно, а сейчас… не хочется думать.

Голос у Киры утром был слишком суровым, иначе она бы никогда не показалась Мите в таком виде. Елена Николаевна вживе представила себе, что за беседа состоялась между «милой тетей» и племянником. И видимо, Мите совсем плохо, если он пришел к Кире.

«…А еще к кому ему идти, — подумала она, — не к кому… Если бы он помнил меня и знал, что я всегда думаю о нем, он бы пришел ко мне…»

Митя собрался было уходить, прихватив снотворное из запасов Киры, как раздался звонок в дверь.

Он вздрогнул и почему-то решил, что это кто-то из его детей.

Открыл с бьющимся как молот сердцем.

За дверью стояла Елена Николаевна! Он узнал ее сразу по невероятным глазам, каких ни у кого больше на свете не было…

Она вскрикнула: «Митя!»

Она обняла его за плечи и ввела в комнату и вместе с ним села на диван. А он, ища спасения, уткнулся в ее большую грудь и рыдал. Как младенец, который не понимает, где у него болит, и от этого еще больнее и очень страшно.

— Ну, ну, Митенька, перестань, — приговаривала Елена Николаевна, гладя его по все еще густым, коричневым с золотом волосам.

Наверное, ради вот такой минуты она и жила.

Разыскивала его детей, носилась с ними. А он любил других женщин, а ее совсем не вспоминал… Зато сейчас, в очень сложную минуту его жизни, — с ним она, а не какая-нибудь другая!

От ее нежного ласкового голоса, от слабого сладкого запаха духов Митя успокаивался…

И эту женщину он мог оскорбительно забыть! Вот кто жалеет его и любит. Единственная на всем свете…

Митя поднял лицо и сказал охрипшим голосом:

— Леля, дорогая моя Леля, я так виноват…

Как мог поблагодарить женщину и попросить у нее прощения Митя Кодовской?.. Поцеловать ее, естественно. И он это сделал, и она ответила ему и быстро отодвинулась.

Они стали говорить, в основном Леля.

— Митя, ты их увидишь. Всех своих детей, — сказала она так просто и спокойно, что ему почудилось — когда он их увидит и на коленях (он так решил!) вымолит у них прощения, — все изменится…