Ксения Васильева - Вкус греха. Долгое прощание

Его поразили разумность и мужество этой, казалось бы, глупенькой красавицы. Да, она не была умна и образованна, но тонкость выросшей души вдруг проявилась. И он подумал, ах, если бы ты встретилась мне раньше… Если ты была бы моей ровесницей! Ты, а не Нэля, первой нашла меня в Москве…

Надежда Михайловна после истеричной речи дочери махнула рукой и ушла к своему Степушке, который сидел в кресле и моргал сонными глазами. Она ничего ему не стала говорить, а сразу залегла в постель, закрылась с головой одеялом, чтоб муж не увидел, как льются у нее слезы.

…Как же, совратила его Оля! Он мужик в возрасте, а она девчоночка… Вот ведь как подстроил, стервец! Как сумел поиграть на девчонке! А теперь ее ни в какие оглобли не введешь. Пусть убирается, зараза!

Когда они остались одни, Митя сказал:

— Оленька, спасибо за защиту. Но этого не требовалось, я готов ко всему, тем более что виноват — я…

Он увидел, что Оля что-то хочет сказать, но ни единого ее слова не смог бы вынести и потому быстро перебил ее:

— И давай не будем больше толочь все это… Мы ведь не навек расстаемся (навек, навек, думал он), будем видеться…

— Мы будем встречаться? — с загоревшимися глазами спросила Оля. — Это правда? и может ты… Она хотела сказать: полюбишь меня… Но не решилась.

Он и так понял.

— Оленька, все в этой жизни может быть…

Митя ушел, когда все еще спали, постоял на перекрестке, не зная, куда идти, но, отойдя подальше от дома, почувствовал неизъяснимый покой и сладкое ощущение свободы!

И решил, что сегодня будет шляться по Москве, чего он давно не делал. Как же славно, что нет в его жизни женщин, а значит — поцелуев, обещаний, просьб, истерик, безумств любви и страсти…

Он не боялся ничего: что ему негде приткнуть голову, что уйдут переводческие дела, приносящие деньги, но ничто не страшило его. Он мог позволить себе, что захочет. Даже напиться и замерзнуть на улице, как истый бомж.

Сдав свой кофр в камеру хранения Ленинградского вокзала, он весь день бесцельно шатался по Москве, навещая старые адреса.

Побыл на любимых бульварах, прошел мимо своего бывшего с Нэлей дома… — и надо же! — Увидел Костика, который выбежал из подъезда и помчался куда-то.

Митя не собирался подходить к сыну. Зачем? Что он ему скажет и что может дать, не в смысле подарка, а в смысле жизни, ибо теперь жизнь Мити стала уже совсем бессмысленной.

Но что по-идиотски радовало.

Прошел он и мимо дома Веры, ждал… Вдруг?.. Но из дома вообще никто не выходил…

Затаился у дома тетки… И увидел ее, идущую на работу. Постарела, по-прежнему злобная, подумал Митя и задался вопросом, а что, если ей позвонить и напроситься на два-три дня?

Ведь пустит! Определенно. Только лишь для того, чтобы издеваться над ним и одержать над ним высокоморальную победу.

Вспомнил забытую совсем Елену Николаевну. Тоже состарилась, наверное… — никто не молодеет, увы!..

К ней обращаться хоть за чем-нибудь — не хотелось отчего-то.

Поехал и к дому Риточки, которого просто не оказалось.

На его месте стояло новомодное кафе. Вот к Рите он смог бы прийти без всяких экивоков и остаться там. Стоп! — сказал себе Митя и мысленно попрощался и с Риточкой.

К вечеру Митя почувствовал усталость, голод и собачье желание приткнуться в теплом углу. Он вспомнил крошечную уютную кухоньку в доме у Оли, с вечным папой, с его вечными, как мироздание, четвертушками и беседами о политике…

…Никогда, — чуть не закричал он и остановился.

И вдруг вспомнил то, о чем как-то забыл или не хотел вспоминать, — Лианозово! Два брата! Лева и, кажется, Игорь! Которые приютили его и Олю в первую «брачную» ночь. Вот почему и не хотелось вспоминать!

Митя быстро схватил такси и помчался с весельем и вольной вольницей в душе.

На месте Лианозовских частных домов стояли типовые многоэтажки…

Митя сидел перед пылающим камином, в глубоком уютном кресле, на столике рядом стояла бутылка джина, швепс, лимон и лед. Он лениво смешивал напиток, глядя в огонь…

В доме стояла полная тишина, только треск горящих сучьев нарушал ее. Митя находился в этом загородном доме один.

Огромные окна не занавешены, и видно было, как падает тихий крупный, как кусочки ваты, снег.

Он протянул босые ноги к огню. Ведь и он мог бы иметь сейчас свою такую дачу!.. Мог бы… Даже в сороковой год рождения, в который Митя по своей жизненной установке должен был встретить министром иностранных дел, провел в чужом доме.