Сергей Огольцов - Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да…

Мама сделала мне маску как у Мистера Х в кинофильме Мистер Х, только из чёрного бархата и с дополнительной чёрной сеточкой до середины подбородка. Теперь меня никто не распознает, потому что из Танцевальной Самодеятельности Мама принесла настоящий парик с длинной чёрной косой до пояса, красную юбку, белую блузку с рюшечками и чёрную шаль с большими красными цветами.

Когда я одел всё конкурсное, Мама и её новая подруга, которая въехала в комнаты Зиминых, так и покатились со смеху. Потом они сказали, а что если кто-то меня пригласит на танец? Надо заранее потренироваться. По их совету, я взял стул и покружил его немного под пластинку с вальсом. Тут они вообще хохотали до упаду и сказали, что мне нужны женские туфли, а чёрные ботинки со шнурками никак не идут под красную юбку. Туфли тоже нашлись, но они оказались на каблуках, потому что зимой босоножки не носят. Ходить на каблуках было очень трудно, но Мама сказала: —«Терпи казак, тренируйся пока есть время».

За час до Новогоднего вечера мой карнавальный костюм сложили в большую сумку и я пошёл в школу через тёмный зимний лес. В школе я пробрался на второй этаж, где свет вообще не включали, и в одной из тёмных классных комнат переоделся в свой конкурсный костюм. Я спустился на первый этаж хватаясь за перила, потому что ходить на каблуках не легче, чем с коньками на ногах.

Свет в вестибюле и коридорах первого этажа был довольно скудным, но освещения хватало, чтобы разглядеть, что все—даже ребята из старших классов—пришли хоть и не в школьном, но всё ж никак не в карнавальном. А где же праздник?! Где серпантин и конфетти?.

Пара старших ребят о чём-то пошептались и подошли ко мне: —«Погадаешь, Цыганочка?»

Но тут появилась Старшая Пионервожатая школы и отвела меня в спортзал. Вплоть до Ёлки и вокруг неё стояли ряды сидений для зрителей предстоящей постановки. Зря я кружил тот стул – танцев не предвидится.

Старшая Пионервожатая посадила меня посреди первого ряда, лицом к пока ещё закрытому синему занавесу. Потом она ненадолго отошла и вернулась с девочкой в маске и костюме Арлекино—ещё одна дура несчастная, как и я. Девочку усадили на соседнее сиденье. Других ряженых в зале не было.

Занавес распахнулся и девятиклассники стали представлять свою постановку Золушки . Костюмы их мне понравились, особенно клетчатая кепка Шута… Спектакль окончился, все начали хлопать, а я понял, что сейчас даже Шут переоденется в свои штаны с пиджаком.

Я покинул хлопающий зал и поднялся наверх в тёмную комнату, где оставлял свою одежду, чтобы переодеться обратно. Какое блаженство сунуть ноги в свои валенки после мучительских каблуков!

В дверях школы я столкнулся с Мамой и Наташей, которые пришли полюбоваться моим маскарадным триумфом. Я коротко им объявил, что никакого карнавала нет и мы пошли домой через всё тот же тёмный лес.

~ ~ ~

(…счастливым быть проще простого – живи не оглядываясь и очень скоро память сделает своё дело, она забудет и сотрёт все твои промахи, горести, боли. Смотри всегда вперёд – навстречу удовольствиям, успехам, праздникам…)

Хотя Новогодний вечер в школе провалился, впереди ждали долгие зимние каникулы и целых семнадцать серий Капитана Тэнкеша по телевизору, где он будет скакать на коне, биться на саблях и дурачить Австрийских оккупантов его Венгерской Родины.

В комнате родителей, как всегда, Новогодняя Ёлка доставала до потолка рубиновой звездой на своей макушке, а среди блеска игрушек висели шоколадные «Мишка в лесу» и «Мишка на Севере» и «Батончики», хоть и не совсем из шоколада, но тоже сладкие… После провального карнавала жизнь улыбалась вновь…

В новогоднюю ночь Папа работал в ночную смену, чтобы не гасли гирлянды огоньков на Новогодних Ёлках в домах Объекта. А в первое утро нового года Мама ушла на свою работу, чтобы не иссякала вода в кухонных кранах…

В наступившем году я проснулся поздно, когда папа уже вернулся с работы. Он спросил кто приходил минувшей ночью и я ответил, что Мамина новая подруга из квартиры Зиминых заглядывала на минутку.

Потом я читал, сходил на каток поиграть в хоккей в валенках и снова вернулся к книгам на большом диване… Я смотрел концерт Майи Кристалинской по телевизору в её обычной широкой косынке вокруг шеи—скрыть следы личной жизненной драмы—когда Мама пришла с работы. Я выбежал в прихожую из комнаты родителей, и Папа уже успел туда из кухни.

Он стоял перед Мамой, которая ещё не успела снять пальто. Потом, пока они так стояли—странно неподвижные и молча смотрящие друг на друга—что-то непонятное случилось с Папиной рукой, которая одна лишь шевельнулась в этом застывшем противостоянии и как-то без размаха шлёпнула по каждой щеке Мамы. Она сказала: —«Коля! Что ты?»– и залилась слезами, которых я никогда не видел.