Сергей Огольцов - Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да…

Да, под водой всё видится в желтоватом сумраке и не очень далеко, зато звуки слышны намного чётче и чище, когда сядешь на дно и постучишь парой камешков друг об друга. Наверное, потому что вода глушит все посторонние шумы. Правда, долго под водой не высидеть, набранный в лёгкие воздух стремится на поверхность и тебя тоже тянет, приходится грести в обратном направлении, а с камешками в руках не слишком-то и погребёшь.

~ ~ ~

Отпуска родителей в то лето не совпали и они уезжали по очереди. Сначала Папа навещал свою родную деревню Канино в Рязанской области. Он и меня взял с собою, только строго-настрого предупредил в дороге никому не признаваться, что мы живём на Атомном Объекте.

На станции в Бологове нам пришлось долго ждать поезд на Москву. Папа оставил меня сидеть на чемодане в переполненном зале ожидания, а сам пошёл компостировать билеты. На скамье неподалёку сидела девочка с открытой книгой на коленях. Я встал и приблизился к девочке, чтобы заглянуть в книгу через плечо. Это оказался Таинственный Остров Жюля Верна.

Я прочитал пару абзацев знакомых строк, которые мне так нравились. Она читала, не обращая внимания, что я стою позади спинки скамьи для ожидающих пассажиров. Мне хотелось заговорить с нею, но я не знал что сказать. Что это хорошая книга? Что я тоже читал её? Пока я подбирал правильные слова, пришли её взрослые сказать, что их поезд уже прибывает. Они ухватили свой багаж и вышли в дверь на платформу. Она ни разу не оглянулась…

Потом вернулся Папа с закомпостированными билетами. По моей просьбе, он купил мне книгу из книжного киоска в зале ожидания про Венгерского мальчика, который потом стал юношей и сражался с Австрийскими захватчиками его Венгерской родины. Потом из громкоговорителя разнеслось невнятное эхо о прибытии нашего поезда и мы вышли на перрон. Мимо прошёл мальчик лет десяти.

– Видишь? – спросил меня Папа. – Вот это называется бедность.

Я посмотрел вслед мальчику и увидел грубо нашитые заплаты на его штанах, которые перед этим не заметил.

В Москву мы прибыли на следующее утро. Мне очень хотелось увидеть столицу нашей Родины с самого начала и я всё время спрашивал, ну, когда же будет Москва, пока кондуктор не сказал, что вот она уже началась. Но за окном вагона тянулись такие же развалюшные избы как на Валдае, только побольше и потеснее друг к другу, и они никак не хотели кончаться и только когда поезд втянулся под высокую крышу вокзала, я поверил, что это мы в Москве.

Мы пошли пешком на соседний вокзал, который оказался совсем рядом. Там Папа опять закомпостировал билеты, но на этот раз поезд нужно было ждать до вечера, поэтому он сдал чемодан в камеру хранения и мы сели на экскурсионный автобус в Кремль.

Внутри Кремлёвских стен всех строго предупредили, что ничего нельзя фотографировать и Папе пришлось показать, что это его самодельный радиоприёмник у меня на плече в кожаном футляре, чтобы мне позволили носить его и дальше.

У домов посреди Кремля стены белые, а рядом тёмные Ели, но мало, хотя густые и высокие. Экскурсию привели к Царь-Колоколу, одна стенка у которого разбита. Это случилось, когда Царь-Колокол упал со своей колокольни и с тех пор не может звонить, а так и стоит на земле для экскурсий. Но жалко, послушать бы… А потом мы пришли к Царь-Пушке на высоких колёсах и я сразу же взобрался на груду больших полированных ядер у неё под носом и сунул голову в её пасть. Там оказались круглые стенки, как в большой трубе, но с глубоким слоем пыли повсюду.

– Чей это мальчик? – закричал снаружи пушки какой-то дяденька в сером костюме на бегу из-за соседней Ели, но совсем не из нашей экскурсии. – Уберите ребёнка!

Папа признался, что я – его и, пока мы не покинули Кремль, ему пришлось держать меня за руку, хотя было жарко… Когда автобус вернулся на вокзал, Папа сказал, что ему нужно купить наручные часы, вот только денег не очень много. Поэтому мы зашли в магазин, где были одни только часы в стеклянных ящиках на столах и в шкафчике, но тоже стеклянном, и Папа спросил меня какие же ему выбрать. Памятуя его жалобу на безденежье, я показал на самые дешёвые, за семь рублей, но Папа всё равно купил дорогие, за сиреневые двадцать пять рублей с белым бюстом Ленина в профиль…

В деревне Канино мы жили в избе Бабы Марфы, которая состояла из одной большой комнаты с двумя окнами напротив большой Русской печи. Из избы можно было пройти в маленький двор с дощатым забором и жильём коровы, но я туда не заходил, потому что в навозе не осталось места куда ногу поставить. Позади избы находился сарай опёртый на неё и тоже из брёвен. Окон в нём не было, а только клочки старого сухого сена и запах пыли. В углу я нашёл три книги: исторический роман про генерала Багратиона в войне 1812 года против Наполеоновского нашествия, повесть об установлении Советской власти на Чукотке, где пришлось гоняться за Белыми на собачьих упряжках, и Маленький Принц Антуана Сент-Экзюпери…