Сергей Огольцов - Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да…

И беспредел не подвёл своей недосягаемостью даже для самых утончённых Тургене-Бунинских эпитетов и наиизысканнейших мазков Сарьяно-Айвазовских кистей—и на этом непередаваемом, разумеется, фоне тропка вливалась в узкую дорогу, что пролегла из ниоткуда к ближайшему тумбу, где по ней спускались из лесу крошечные, на таком расстоянии, пятнышки пары лошадей, двух человек и собаки…

Мы сошлись минут через десять, лошади скоблили каменистую дорогу верхушками трёх-четырёхметровых молодых деревьев с отсечёнными ветвями, толстые концы хлыстов увязаны на спины тягловых единиц. Два пацана с собакой сопровождали топливо для обогрева их жилищ в предстоящую зиму.

Зайдя в лес, я встретил ещё одну партию дровосеков из трёх лошадей, трёх мужиков, и ни одной собаки. Мы поздоровались, и я спросил как пройти по вершинам тумбов к Сарушену.

Мужик с тугой, как бубен, кожей поверх структуры черепа в его лице над воротом когда-то красной, но давно застиранной до белизны рубахе, ответил, что ему случалось слышать про ту тропу, однако личного знакомства с ней не имеет, и что метров через триста мне попадётся одноглазый старик, который рубит там, и тот уж точно будет знать… Я прошёл сколько сказано, потом ещё триста или пятьсот метров, но так и не услышал топора; старик, должно быть, устроил перекур с дремотой или жевал свой хлеб-сыр…

Не доходя вершины тумба , дорога раздробилась на несколько троп. Я выбрал ту, что забирала круче, но скоро она пропала тоже, словно и не бывала. Вокруг стоял нехоженый горный лес, где недостаточно одних ног, без частого хватанья за стволы деревьев—весьма оздоровительно и отдыхательно, но не надолго… Я не стал выдыхаться карабкаясь к вершине в лоб, а решил обойти с фланга, в надежде не пропустить седловину перехода на следующий тумб .

Вдруг наплыло ощущение какой-то странной перемены. Стихли звуки летнего леса, странная сумеречность приглушила свет, стирая и без того нечастые пятна солнца на кустах и под деревьями. Что за дела, мэн? У облаков сходняк флеш-мобный?

Поозиравшись, я открыл причину – вместо Буков-великанов вперемешку с разреженной порослью у их подножий, меня окружала рослая чаща ровесников, чьи кроны смыкались на высоте четырёх-пяти метров в плотную массу листвы непроходимую для солнечных лучей, отсюда и оттенок излишней потусторонности.

Что-то толкнуло меня оглянуться и встретить упорный взгляд зверя… шакал? собака?. а-а!. тоже мне!. глянь на ширину хвоста… лиса, конечно, или, может, лис… молодой ещё, с охотниками не встречался…

– Привет, Лис. Я не Принц. И я не юный. Иди куда шёл.

Я двинулся дальше, уворачиваясь от длинных паутинных нитей, обходя, по возможности, колючие кусты, а в её отсутствие продираясь насквозь. Лис не отставал… И кто это пустил пургу, будто животные не выносят человеческого взгляда типа как уставься и они отводят свой? Лапша на́ уши!. Так мы и шли. Иногда, как благовоспитанный попутчик, я обращался к нему с той или иной вежливой репликой, но он всё отмалчивался. В какой-то момент я развязал вещмешок и достал кусок хлеба.

Сперва, он вроде и не знал как подступиться, но потом заглотал, как удав пачку дуста, не выпуская меня из контрольного прицела глаз. Или прикидывает как смышковать, когда и где? Не газуй, партнёр, нам спешка ни к чему… И только лишь когда между деревьев заяснел широкий свет солнечной поляны, он принялся поглядывать назад и скоро растворился вовсе. Прощай, Юный Лис из молодого леса!.

Я вышел на поляну и понял, что без малого замкнул круг в обход вершины, но так и не нашёл перехода на следующий в цепочке тумб . Под скалами в отдалении маячила пара ветхих крыш, которые я приметил ещё на подходе к этому лесу. Ну и хватит с меня поисков вымышленной тропы, где тут спуск в покинутую деревню Схторашен?.

Вскоре подвернулась круто закрученная тропка, что вывела меня в тутовник двухсотлетних Шелковиц, откуда я прошёл к деревенскому роднику вкуснейшей, до невозможности, воды—куда тому приплатановому! Дальше тянулись тридцать метров улицы мощёной валунами и булыгами с парой домов гнобимых джунглями переросшей их Ежевики. Улица резко оборвалась, сменившись едва различимым пунктиром грунтовки по спуску обращённому в долину Кармир-Шуки.

(…деревня Схторашен была покинута до Карабахской войны 90-х, поэтому дома её не сожжены и сохранились жестяные крыши, чтобы сгнить под ежевичной обрешёткой.

Деревня эта, как и многие другие, пала жертвой маразматического решения Советского руководства «О Переселении Жителей Высокогорных Населённых Пунктов в Более Низинные Места». На тот момент Союзу Советских Социалистических Республик перевалило уже за семьдесят и он впадал в старческие отключки – дементия не щадит и политические системы, что повторяют жизненный цикл людей, своих создателей.