Любовь Попова - Ты мне не сестра

Останавливаются посередине.

Сердце замирает от страха. В голове барабанная дробь.

Я не знаю, чего я так боюсь. Просто не хочу с ним разговаривать. Я не готова. Я не была готова к такому выстрелу из прошлого. Не была!

И сейчас я просто закрываю глаза и умоляю, чтобы он ушел.

Уйди, Макс. Прошу, оставь меня хотя бы сегодня.

Секунды текли слишком медленно, растекаясь по телу липким страхом.

И он понимает.

Ведь всегда понимал.

Не могу поверить, что три года отняли у нас эту способность.

Он делает несколько шагов по направлению дивана и резко разворачивается.

Слышу, как трескает дверь об косяк. Макс шумно убегает по лестнице, следом звук ревущего мотора. И только потом даю волю. Вою в кулак, реву от, стянувшего леской тело, напряжения. Господи, ну за что мне это снова? Ведь забыла. Ну почти. Почти пришла в себя. Даже вон Женька поверил в меня настолько, что замуж позвал.

А тут Максим. Бес, как его называли в детдоме.

Спустя, наверное, минут пять я все-таки стираю слезы и на ватных ногах поднимаюсь из-под дивана. Иду по стенке к двери, поднимаю на плечо рюкзак.

Как же хочется в горячую ванную.

В тело словно вставили штырь, настолько больно дышать и тяжело двигаться.

Берусь за ручку.

Тяну на себя и вскрикиваю от ужаса.

– Бл**ть. Ты уехал!

Не успеваю сказать это снова, как Максим привычным движением толкает меня назад, но успевает подхватить за грудки, пинком закрывая двери.

– Ты ошиблась.

Глава 4.

Глаза в глаза.

Нет ничего страшнее, чем смотреть человеку в глаза. Ведь в них его душа. И ты туда как в глубину, где кишат разные твари, окунаешься. Ты не знаешь, несут ли они смерть. Или готовы подарить тебе жизнь. Не понимаешь, что ожидает тебя там.

Даже зная человека, ты ничего не знаешь о его душе. Потому что чужая душа… потемки. И ты можешь только аккуратно ступать, страшась, что в следующий миг получишь либо объятие, либо удар в спину.

Я тону в глазах Максима. Стою и не могу пошевелиться. Всё больше захлебываюсь обыкновенным воздухом. Густым настолько, что ножом можно резать.

И если бы он напал, я бы сопротивлялась, я бы рычала и кусалась! Я бы… Я бы просто…

А он молчит

Держит и молчит. Застыл статуей, опасным лезвием у горла и просто смотрит.

И я хочу, хочу ударить Максима. Царапаю его жесткую кожу рук ногтями, что держат меня от падения почти горизонтально полу. Не дают упасть, но и не поднимают.

На грани. На краю. На пределе эмоций и чувств. Максим. Он… Дьявольски красивый. Такой родной. Такой чужой в этом новом образе бессовестного богача.

Ткань платья трещит по швам. Любимого, голубого. И слыша этот звук, я начинаю вырываться, шумно и часто дышать. Бороться с ним. Бороться с собой. С желанием притиснуться к нему всем телом и никогда не отпускать.

Но Максим не дает мне даже малейшей возможности освободиться.

Резко тянет на себя и тут же разворачивает, заставляя буквально врезаться в сталь его грудной клетки. А там так гулко там-тамом бьется сердце.

Хочу вырваться из сильных рук.

Но сопротивляться – это как доставать ногу из капкана. Сильнее потянешь, а кожу врезаются железные зубцы. И руки Макса причиняют боль.

Одна зажимает горло, другая давит на живот. И он ведет носом по шее, вдыхает запах волос.

И чувствую, как его трясет. Словно наркомана после затяжной ломки, получившего, наконец, дозу. Словно алкоголика после кодирования.

А я тону. Тону в этой боли, ощущаю, как воздуха в груди все меньше.

Как запах Максима обволакивает со всех сторон. Душит меня. Такой знакомый и чужой.

– Я сейчас трахну тебя.

Нет.

– Он не сказал тебе, кто мы друг другу? – писк в его сторону.

– Я знаю, кто ты, я знаю, но все равно сделаю это.

– Почему? – еле выговариваю, пока он глушит во мне голос разума.

Как же я скучала.

– Потому что не могу иначе. Потому что если не сделаю этого, то умру или убью тебя, – дрожащим низким голосом сводит меня с ума Максим и приводит руки в движение.

Одна поднимается, другая спускается, и вот его пальцы обхватили оба полушария и сильно сжали.

Господи, дай мне выдержать соблазн. Не дай поддаться ему. Но как же хочется. Только один раз. Только однажды окунуться в прошлое. Может быть, даже иметь надежду, что все хорошее мне приснилось.

– Я буду сопротивляться, – почти твердо шепчу сквозь поток соленых слез, чувствуя, как впервые за столько времени в животе теплеет, а тело плавится.

Но так ведь нельзя. Это порочно. Грешно. Неправильно.