Джина Шэй - Свои чужие

Когда я начал ворчать по поводу того, что она отнимает время у меня всякий раз, когда начинает писать? Я не знаю, но именно за этот шаг презираю себя сильнее всего.

О том, как я перед ней виноват, я, пожалуй, заикаться не буду.

– Илья Владиславович, я могу выпить кофе, пока вы заняты? Здесь немного душновато, – Полли это спрашивает у Кирсанова, а смотрит убийственно на меня.

Ну понятно, от кого она сбегает. Да, я в курсе, что сейчас она меня терпеть не может.

Ох, Полли, а ведь нам с тобой год работать. Не меньше. Да, сценарий я начерно почти написал, но ведь только начерно. Именно автор книги обычно вносит принципиальные акценты. Без тебя тут никак, или твои же фанаты не узнают твоей истории.

– Да, госпожа Бодлер, десять минут у вас есть, – Илья задумчиво отрывает взгляд от обработанного, уже обращенного в сценарий, текста и окидывает нас взглядом, позволяя “волне и камню” разойтись.

Кольцова торопливо вскакивает и идет вслед за Полли. Ну вот её уходу я, пожалуй, действительно рад. Она меня бесит. Хоть и сам виноват, и она тогда была права, но все равно бесит.

Самое паршивое, что бесит Эльвира не столько меня, сколько моего внутреннего собственника.

Я хотел когда-то подарить Полли весь мир. Чтобы именно со мной она поднялась и добилась признания, о котором моя девочка тогда еще даже не мечтала. А вышло…

А вышло, что на пятом году брака Кольцова зажала меня в угол на моей же работе.

– Ты что творишь, баран, – шипела она тогда, глядя на меня злющими ледяными глазами. – Полька опять отказалась от издания. Ты понимаешь? От гонорарной, мать твою, Варламов, публикации. Её хочет издательство, ты понимаешь? А она не идет!

– А я при чем? – тогда поинтересовался я и этим еще сильнее опустил себя в её глазах.

– Это же ты, кретин, – тыкая острым пальцем мне в грудь, рычала Кольцова. – Ты её душишь. Она из-за тебя отказывается, потому что это ты комплексуешь, самец недоделанный. Потому что она может, а ты – ни фига.

Тогда я огрызнулся, но… Но после начал замечать и сам. Полина тосковала. Она уже не бросалась к клавиатуре всякую свободную секунду, она все чаще говорила о каких-то ужасно бытовых вещах, она выцветала день за днем, неделя за неделей. Не хотела меня задевать, не хотела нарываться на мое недовольство, не хотела травить себе душу и сама. Наверняка же вспоминала про предложения, от которых ей пришлось отказаться.

Она угасала, моя дивная мечтательная девочка, и именно я приложил к этому руки.

В общем, через две недели этих наблюдений мне до того стало тошно от самого себя, что я накатал какой-то совершенно мутный и адский сценарий для сериала. Через месяц мне пришел ответ со студии. Меня взяли в штат. Моя мечта наконец-то начала исполняться.

И я не придумал ничего лучшего, чем сбежать от Полли. Бросить её, предать, но освободить от себя, потому что исправиться у меня никак не получалось.

– Дим, вы точно с ней сработаетесь? – медленно спрашивает Кирсанов, задумчиво глядя на меня. – Между вами слишком много нездоровой неприязни. Это не повредит работе?

От него не укрылся общий тон моей маленькой перепалки с бывшей женой. Впрочем, я его предупреждал, что так будет.

– Все нормально, – откликаюсь я. – Полина умеет держать себя в руках, а её неприязнь я как-нибудь переживу.

Как-нибудь. Между прочим, жить не хочется, когда Полли с такой ненавистью на меня смотрит.

Я ведь тогда рванул, подавая на развод. Самое живое рванул из души, с корнем. Крыл себя матом, четыре раза чуть не передумал, но пути назад не было. Я не умел вести себя с ней иначе, и оставаться с ней рядом, убивать её дальше просто не имел права.

Мы столкнулись сегодня в лифте, хотя я был уверен, что опоздаю и встречусь с Полиной только в кабинете Ильи. Еще и налажал так кошмарно с этим её кофе, стоял и не знал куда себя деть. А она… Зараза, блин. И ведь так и хотелось сказать, пока она застегивала свой жакетик: “Зараза ты, Варламова”, вот только фамилию она после развода вернула свою. Это было неприятно. Хотя я и понимал, что не мне ей предъявлять за это. Уже не Варламова. Уже не моя.

И я старался не мучить её, не лезть, потому что себя я знал прекрасно. Увижу и снова вспомню те чертовы два года. Два года её жертвы, принесенной ради меня. Смог бы я так же? Смог бы пожертвовать творчеством в угоду любимого человека? Не уверен. Не смог. Любил ли я Полину так, как она того была достойна? А вот это вряд ли. Мало было. Жаль, что иначе я так и не научился.