Перехватил её на одну руку, а второй провёл ото лба до губ.
Я знаю тебя.
Я вижу тебя.
Я чувствую тебя.
И, зная, что не услышит, ответил ей движением губ по её губам:
– Я люблю тебя. Я рядом.
Смял её рот поцелуем, таким, чтобы забыла о страхе, чтобы стать центром её вселенной, единственной опорой и спасением…
Через несколько минут, когда уже казалось, что прошла вечность, тихий шелест механизма панели сообщил о конце сеанса. За дверью было темно, как в любой комнате с выключенным светом. Мозг практически мгновенно сориентировался, и всё встало на свои места: пол, потолок, уверенное владение телом. Я опустил Несси и вывел из камеры. Глаза постепенно привыкали к освещению, медленно разгоравшемуся до нормального.
– Как вы? – спросил сотрудник лаборатории, скользнув взглядом по мне и внимательнее вглядываясь в лицо Несси.
Она ещё тяжело дышала и дрожала, её ладошка в моей руке вспотела.
– Страшно… – ответила еле слышно слабым хриплым голосом. – Кричала и даже звука не произнесла… – Несси передёрнуло, она прильнула ко мне.
– Язык – проклятие человеческое, – чуть улыбнулся учёный. – Он от мозга отвязан, разве вы не замечали? Думаем – одно, а говорим – другое, разве не так? Ложь во благо и во спасение, ложь из милосердия, из жалости, из любви, от мести – люди постоянно лгут себе и другим.
Парень довёл нас до лифта, я подал ему руку:
– Спасибо, Тейлор…
– Всегда рады вам, сэр.
– Никита, зачем это было? – спросила Несси подавленно, когда закрылись двери кабины. – Это же просто какая-то дикая пытка!
– Так и есть. Дольше сорока пяти минут люди не выдерживают, а пытка тишиной и темнотой известна со времён средневековья, – ответил, стерев с её щеки крупную слезу. – Что ты чувствовала?
– Не чувствовала… не чувствовала, что владею собой… собственным телом.
– Ты и не владеешь, – ответил серьёзно. – Мозг заставлял тебя видеть и слышать то, чего нет… – Она кивнула, пытливо заглядывая мне в глаза распахнутыми своими. – Никто не владеет своим телом. Только он… – коснулся кончиком указательного пальца своего лба. – Чем больше я его изучаю, тем больше верю в то, что мозг – отдельный разум. Он приспособил тело для своего существования, как человек с ограниченными возможностями приспосабливает под себя экзоскелет. С мозгом нельзя договориться, его трудно обмануть. Его можно только заинтересовать. Я всю жизнь ищу то, что станет ему интереснее, чем играть с моим членом. Думал, что уже нашёл… – вздохнул.
– Ты сюда за этим приходишь? Чтобы поспорить со своим мозгом? Взять контроль над ним? Приручить или приучить слушаться? – Я кивнул. Удивительно проницательная девочка. Она обняла меня и посмотрела так серьёзно и доверчиво. – Ты держал меня крепко даже в этой пустоте. Ты владеешь своим телом лучше, чем сам думаешь.
***
День ещё не очень-то и разгорелся, когда я пришёл в себя в холодной луже – вода лилась мощными прохладными струями, брызгала на пол и уже собралась подо мной лужицей. Наверное, холодок и привёл меня в чувство. Телефон спасли мои штаны и футболка, впитавшие воду. Сгрёб себя в кучу и снова сунул под душ. Сбитые руки саднило, но это не беспокоило. Я, как мазохист, цеплялся за другую боль, заставлявшую сжиматься всё, что ниже пояса, будто с размаху сел яйцами на железную перекладину. Эта боль расходилась по телу, как волны от брошенного мною же камня.
Сунул в машинку джинсы с футболкой, когда, наконец, выгребся из ванной, оставив её в жутком виде. Надел халат и прошёл в спальню. На постель рухнул плашмя, ткнулся лицом в подушку. Зажмурился сильнее, до калейдоскопа звёздочек перед внутренним взором, огладил мыслями боль в сердце, словно подбросил в топку дров.
Потому что только я могу вытащить мою девочку из той страшной бездны тишины и темноты, в которую сам и опрокинул её.
США, Нью-Йорк
У меня всё просто отлично! Любимая работа – где-то там.
Идеальные отношения – были. Отличный город – за океаном.
Уютная квартира – не моя. Зато шикарно подобранные транквилизаторы.
Никита…
Рассветы без солнца. Ночи без звёзд. Цветы без запахов. Я без тебя.
Без чувств. Ни боли. Ни тоски. Ни желаний.
Меня нет. Не может быть в мире, где нет тебя.
Мой Никита.
Горящие перья прекрасного «Голубя» осели пеплом. Ты ошибся. Он не обжёг – он сжёг меня дотла. Я сгорела с тобой в огне. Мы вместе осыпались пеплом.
Читать дальше