Литтмегалина - Синие цветы I - Анна

Я действительно всю неделю промучилась от удушья. Вот и сейчас пытаюсь втянуть в себя воздух, но не могу. Его заменила вязкая темная субстанция. Семь дней под слоем воды, льда и грязи… Я хочу на поверхность. Устала от серости и тусклости, хочу чего-нибудь яркого. Янвеке очевидно не подходит под определение «что-то яркое», и я отвожу взгляд с нескрываемым отвращением, которое он мгновенно улавливает (кажется, единственное из моих чувств, которое он распознает быстро и безошибочно).

– Если ты… – он не договаривает, но мне понятна его угроза, и мои щеки горят как от пощечин, когда я смотрю ему прямо в глаза.

Что еще ты можешь сказать, Янвеке? Что сделать? Да ничего. Я улыбаюсь – мечтательно, точно припомнила чудесную сказку. Янвеке до сих пор под гнетом безмолвной угрозы, увиденной во взгляде Науэля. Боится меня и пальцем тронуть. Наверное, в день, когда Науэль бросит меня, Янвеке вобьет меня в пол. Но он уже никогда не сможет вернуть свою власть надо мной. Когда-то я очень его боялась и только немного презирала. А теперь наоборот – мое презрение распростерлось, как море, а страха почти не осталось. Янвеке обесценился, обесцветился и уменьшился для меня. После каждой моей догадки, что происходит в его огромной, тупой башке, после каждой брошенной вскользь ехидной фразы Науэля он еще ничтожнее.

Я считаю минуты. Кажется, громыхают огромные часы: «ТИК-ТААААК!!!» Даже стены содрогаются. Может быть, Науэль подождет меня немного. Может быть, не станет. Или вообще не придет. Что я буду делать в этом случае? Как проживу следующую неделю? Я переступаю с ноги на ногу, как встревоженная собака, затем проскальзываю мимо Янвеке (он отступает с моего пути, довольный тем, что, как он считает, победил), направляюсь к кухне, где достаю из ящика большой нож. Туповат, но сойдет.

Возвращаюсь обратно. Янвеке все еще загораживает своей тушей коридор, но я замахиваюсь на него, и он машинально отступает. Я справлюсь с ним. Он же трус. Он ни на что не годен.

– Ключи! – психопатично выкрикиваю я, и меня начинает трясти.

– Или что ты сделаешь? – настороженно осведомляется Янвеке.

– Увидишь, – я поднимаю руку с ножом.

Он смотрит на меня. Я смотрю на него. Какое дерьмо, какое же дерьмище наша замечательная маленькая семья. Науэль прав – брак это просто зло, закрепленное документально. До чего же мы ненавидим друг друга. Никогда не думала, что я способна на такую ярость. А он – я вижу все его мысли, точно картинку на телевизионном экране – готов придушить меня, но страх уголовной ответственности его останавливает. Что печально, меня он не боится совсем, даже с длинным ножом. Я вспоминаю, как он издевался надо мной, пока я была беременной, беззащитной и бесправной, и моя озлобленность достигает новых горизонтов. А за то, что он сделал позже, он действительно заслуживает пары-другой ударов ножом.

Но и я стала черствой. Что он чувствует, сосуществуя с человеком презрительным, отчужденным и холодным? Каждая моя фраза, обращенная к Янвеке, сочится раздражением. Я пыталась не делать обожание, которое испытываю к Науэлю, одним из орудий в нашей войне, но так получилось само собой. Легкость совращает. Мне достаточно произнести «Науэль», и я закатываю Янвеке в асфальт. Я хорошо изучила Янвеке, но лишь ради того, чтобы выяснить, что ранит его больше. Он тоже знает меня достаточно – как старого врага, и говорит, поразмыслив:

– Ты не сможешь меня ударить.

– А давай проверим, так ли это? – огрызаюсь я.

Тихо, плавно, вдруг отставив свою неуклюжесть, он приближается ко мне, намереваясь отобрать нож. Если Науэль вообще явился сегодня ночью, то уже должен ждать меня на нашем месте.

– Ты не сможешь ранить меня. И никого не сможешь. Это не в твоем характере. Ты не способна даже ответить ударом на удар.

Еще один шаг ко мне.

– Отойди! – взвизгиваю я и бью себя ножом. Лезвие скользит по коже плоской стороной, не оставляя надреза. Я бью снова – по руке ниже локтя, не со стороны вен. На этот раз удается, и из ранки быстро выступает кровь, на которую я смотрю восхищенными глазами, точно на выигрышный лотерейный билет. Янвеке растерянно моргает. – Если я не могу поранить тебя, я порежу себя. Отдай мне ключи!

Спустя десять секунд на моей руке уже три отметины – не глубокие, но крови довольно-таки много. Вскоре я наберусь достаточно опыта, чтобы написать статью «Режем себя правильно» для журнала «Семейное здоровье». Почему-то я совсем не чувствую боли, и нож теперь входит в кожу легко, как в масло.