Ксения Журбина - Две жизни. Банковский роман

Советские идеалы были ей близки и понятны, и она, как могла, на деле им следовала. Так же думал и поступал ее муж, ее близкие друзья, люди, с которыми она общалась. Других людей, неплохо устроившихся в советской стране, порой отмеченных высокими должностями, званиями и наградами и при этом презрительно отзывающихся о своей стране, Инна обходила стороной. Объединить в своем сознании эти две параллельные линии в одну она не могла и не пыталась.

Со студенческих лет Инна стремилась иметь собственное мнение по всем интересующим ее вопросам бытия, добывая и кристаллизуя это мнение в основном в результате чтения авторитетных авторов, не стремящихся к шумихе вокруг своих имен. В числе известных политиков, политологов, экономистов, социологов, журналистов 80-90-х годов таких было немало. Многие из них были ровесниками Инны или на поколение старше. Их имена были у всех на слуху, их лица мелькали на экранах после полуночных передач, их интервью и колонки в газетах Инна вырезала и аккуратно складывала в особую папку.

Имея образование экономиста, Инна не могла не понимать, сколь велика глубина охватившего страну социально-экономического кризиса. Она болезненно переживала все то, что в 80-е годы ХХ века происходило в Советском Союзе и не могла недооценивать тяжесть постигшей эту страну болезни, поразившей все ее жизненно важные органы и системы. Дышать становилось все труднее. Надвигался полный коллапс.

Впоследствии, когда точка кипения была пройдена, размышляя о гибельных противоречиях советской эпохи, Инна склонялась к мысли, что в мировой истории нет ничего трагичнее хроники последних лет существования СССР. Повторяя судьбу всех великих империй и многонациональных федераций, Советский Союз оказался на грани распада. Реформы 1985—1987 годов выглядели бесплодными попытками задраить пробоины в днище тонущего корабля империи. Назначенные с терапевтическими целями лозунги о перестройке и ускорении экономики, о переходе государственных предприятий к самостоятельности и самоокупаемости, разрешение индивидуального предпринимательства и кооперативов на деле ускорили не ее развитие, а ее движение к неизбежному концу.

Практически одновременно обрушились все вертикали командной системы. Объявленная в 1986 году политика гласности, направленная на демократизацию политической системы, подорвала позиции коммунистической партии и ее идеологии. Политический кризис подтолкнул кризис в экономике. Заявленная в январе 1987 года в качестве панацеи перестройка экономики с целью ее оздоровления и развития частного предпринимательства ускорила крах директивной системы производства и распределения.

Переломным стал 1988 год: производство вначале замедлилось, усугубив всеобщий дефицит; затем началось падение, и отжившая система с грохотом покатилась вниз, к неотвратимой гибели. Крушение экономики подстегнуло политические процессы. На грани хаоса оказались армия и силы безопасности. По всей стране нарастали протесты. Начался «парад суверенитетов»: две из пятнадцати советских республик провозгласили независимость. На следующий год их примеру последовали остальные.

В ночь с 25 на 26 декабря 1991 года после телевизионного выступления первого президента Советского Союза М. Горбачева, сообщившего о своей отставке, был официально спущен развивавшийся над Кремлем красный флаг СССР и огромная страна юридически перестала существовать. «Старая система рухнула до того, как успела заработать новая», – разводя руками, сокрушался главный «фельдшер» после очередной консультации с «врачом скорой помощи».

Советский Союз мог бы выжить, но, оказавшись без волевого антикризисного управления, канул в лету, оставив после себя горечь утраты. Наступило время крайностей во всем, прежде всего в идеях. Пришло время жесткого противостояния тех, кто хотел бы реанимировать идею равенства и справедливости на основе директивной экономики, и тех, кто был уже готов подгрести под себя все, что оказалось бесхозным и плохо лежало, прикрываясь идеей всеобщего благоденствия, обещанного по завершении рыночных реформ.

Экономический романтизм первых рыночных реформаторов сменился чудовищным прагматизмом следующих. У многих попавших во власть бывших ученых-демократов не выдержало сердце, они рано ушли из жизни. Пришедшая во властные структуры новая волна реформаторов зря времени не теряла. Некто, ставший министром вчера, завтра хватал кусок пожирнее и без лишнего шума отползал в сторону, уступая место жадно дышащему в затылок очередному «реформатору». В борьбе идей победил рыночный фундаментализм, известный как «шоковая терапия».