Меган Максвелл - Ты только попроси. Или дай мне уйти

Когда наступает момент УЗИ, я не в состоянии смотреть на экран. У Эрика такое выражение лица, что я еле сдерживаюсь, чтобы не расцеловать его до смерти прямо здесь и сейчас.

– Смотрите, он ест! – говорит врач-гинеколог.

С моих уст срывается такое же глубокое «ох», какое обычно восклицает моя сестра. Я становлюсь такой смешной!

– Невероятно, – шепчет Эрик, растрогавшись.

Я весело смотрю на них и говорю:

– Это потому, что я очень хорошо кормлю Медузу.

Мы с Эриком, как два дурачка, смотрим на УЗИ в 3D, не переставая улыбаться.

– А можно посмотреть, это мальчик или девочка? – спрашиваю я.

Врач водит аппаратом, но тщетно. Ничего не видно, и она, улыбаясь, объясняет:

– Мне жаль. У ребенка скрещены ноги таким образом, что это нельзя увидеть.

– Не важно, – говорит Эрик. – Важно то, что с ним все в порядке.

Женщина улыбается и тихо произносит:

– Это будет крупный младенец.

Стоп!

Она сказала, крупный?

Насколько крупный?

Меня это пугает. Чем крупнее, тем больнее будет его выталкивать. Но, не желая портить такой чудесный момент, я решаю промолчать. Несколько минут женщина позволяет нам смотреть на экран, а в конце сеанса мы с Эриком переглядываемся и целуемся. Все отлично!

Растроганные показанным нам врачом видео, мы возвращаемся домой и показываем его Флину, Норберту и Симоне. Мы, словно дурачки, влипли в экран телевизора и пересматриваем видео несколько раз. Все меня поздравляют с тем, что вернулось мое прежнее чувство юмора. Смех вернулся в наш дом, и все стали веселее.

Я снова смеюсь, сыплю шутками, и я опять стала той сумасбродной Джудит, и в эту ночь, когда мы были в своей комнате, присаживаюсь рядом с Эриком на кровати и спрашиваю:

– Ты придумал какое-нибудь имя для Медузы?

Он смотрит на меня и говорит:

– Если это будет смугляночка, то мне хотелось бы, чтобы ее звали Ханна, как мою сестру.

Я киваю. Мне нравится это имя, и мне кажется, что это чудесная идея.

– А если будет мальчик? – спрашиваю я.

Мой немец смотрит на меня, целует и отвечает:

– Если будет мальчик, то имя выбираешь ты. Какое тебе нравится?

Я долго думаю и, наконец, отвечаю:

– Не знаю. Может быть, Мануэль, как у моего отца.

Эрик соглашается. Прижимаюсь к нему и шепчу на ухо:

– Я тебя хочу.

Он смотрит на меня и, завалив меня на кровати, тихо говорит, покрывая меня поцелуями:

– И я тебя, моя прекрасная.

О да… О да…

Воздержание и плохое самочувствие осталось позади.

Я хочу Айсмена, и он хочет меня. Осыпая меня поцелуями, Эрик снимает с меня трусики, располагается у меня между ног и без всяких прелюдий медленно вводит в меня свой пенис.

Я глубоко вздыхаю…

Схожу с ума…

Боже мой, как же давно я не ощущала этого блаженства!

А когда я обвиваю Эрика ногами, он тихо говорит:

– Нет, любимая… а если мы сделаем больно ребенку?

Я останавливаюсь, обращаю на него свой взгляд и, смеясь, спрашиваю:

– Кто тебе такое сказал?

Не выходя из меня, он отвечает:

– Я не хочу сильно надавливать, мы же не будем делать ему больно.

Меня разбирает смех.

Ой, я сейчас описаюсь от смеха!

Он думает, что сделает больно Медузе своим членом. Глядя, как я смеюсь, он хмурит брови и говорит:

– Не понимаю, над чем ты так смеешься. Я не сказал ничего странного.

Крепко схватив его за попку, нанизываюсь на него и, услышав его глубокий вздох, шепчу:

– Вот что мне нужно. Дай мне это.

Эрик сопротивляется, и я опять повторяю то же самое. С силой. На этот раз мы оба вздыхаем.

Именно такое глубокое проникновение мне нужно, то, чего я так страстно желаю. Дыхание Эрика учащается. Борьба против его животного инстинкта. Я провоцирую его, трусь об него, и наконец происходит то, что должно произойти.

Эрик настолько возбужден, настолько распален, настолько разгорячен, что, схватив меня за руки, кладет их на кровать и, ни о чем больше не думая, начинает меня бомбить с неистовой страстью и наслаждением. Я его не останавливаю. Его напор заставляет меня почувствовать себя живой. Мне это необходимо. О да…

Он врезается в меня, чтобы подарить мне глубокое проникновение, и я пищу от удовольствия. Кусаю его за плечо, и Эрик скрипит зубами, раз за разом вонзаясь в меня и доводя меня до безумия.

Я кайфую. Он кайфует. Мы оба кайфуем. Наш животный инстинкт вырывается наружу, и мы, словно два одержимых, наслаждаемся нашим пылким столкновением.

Когда мы кончаем, мы оба тяжело дышим. Мы очень давно не занимались так сексом, и я с широкой улыбкой мурлычу: