Татьяна Никандрова - Люблю тебя врагам назло

Что касается моих сокровенных желаний, то у меня есть мечта, о которой никто не знает. Я бы хотела стать известной поэтессой. Как Цветаева или Ахматова.

Дело в том, что уже несколько лет я пишу стихи. Разные. В основным про жизнь, про книги и про совершенствование мира. Пишу в стол, потому что мне страшно их кому-то показать. В этих стихах моя душа. Такая, какая есть. А показывать обнаженную душу всегда боязно. Вдруг обсмеют, обругают или скажут, что неталантливо? А душа у меня очень ранимая, от таких слов сразу заболеет. Поэтому я совсем не уверена, хватит ли у меня смелости на то, чтобы показать свои творения миру…

Вот так вкратце можно описать мою жизнь. Ничего особо впечатляющего или фантастического, но я ее люблю. Обожаю свой дом, очаровательный садик, волонтеров-единомышленников, родителей и даже сумасбродных сестриц. В моей жизни все размеренно и спокойно. И мне нравится этот покой.

Поэтому, если бы кто-то сказал мне, что совсем скоро моя жизнь повернется на сто восемьдесят градусов и уже никогда не станет прежней, я бы не поверила. А зря.

Ярослав

Семь утра. Подъем. Зарядка. Завтрак. Все, как всегда. Утренний распорядок за семнадцать лет жизни настолько прочно въелся в мой мозг, что вряд ли у меня когда-нибудь получится просыпаться в другое время.

– Чего от тебя директриса-то хочет? – склонившись над творожной запеканкой, спросил Сева.

– Да хрен ее знает, сам без понятия, – пожал плечами я.

– Странно. Ведь только три дня назад из лагеря вернулись. Когда ты успел накосячить? – искренне недоумевал друг.

– Че гадать? После завтрака и узнаю.

У меня и правда не было предположений, с чего это я вдруг понадобился директрисе нашего детского дома в августе, еще до начала занятий. С бухлом вроде не палился, Юлька из лагеря залететь не могла, сигареты не воровал.

Директриса была женщиной лет пятидесяти с короткими седыми волосами и вечно поджатыми губами. Наверное, ее рот деформировался из-за того, что ей по сто раз на дню приходилось разруливать всякие отстойные ситуации с воспитанниками, персоналом, полицией и многочисленными проверяющими органами, которые регулярно к нам наведывались.

Любопытно, что "проверку" больше всего интересовало соответствие условий нашего проживания всяким там гигиеническим и санитарным нормам. Например, они по какой-то причине сочли неправильным наличие цветов в горшках в девчачьих комнатах. Вот писку-то было. Но деваться некуда. "Проверка" сказала, значит, надо убрать.

Директриса ждала меня, откинувшись на спинку своего кожаного кресла. Ее серые глаза с прищуром быстро скользнули по мне, и она жестом пригласила меня сесть. Я опустился на стул.

– Калашников, у меня к тебе серьезный разговор, – начала она. – Не знаю, слышал ты или нет, но с этого учебного года в рамках проекта социализации, внедренного министерством образования, воспитанники сиротских учреждений получают возможность ходить в обычные общеобразовательные школы.

Она замолчала и выжидательно посмотрела на меня.

– Ага. Круто. И что дальше? – я нарушил тишину.

– Я приняла решение, что в одиннадцатый класс ты пойдешь в школу №18. С администрацией мы договорились.

– Ирина Петровна, вы меня простите, но вы в своем уме? – я вскинул брови. – Мне один год до свободы, а вы хотите засунуть меня в эту сраную школу к…

– Прикуси язык, Калашников, – директриса повысила голос.

Я замолчал и хмуро уставился в окно.

– Калашников, я понимаю, что ты шокирован этой новостью, – уже более миролюбиво продолжила она. – Но пойми, для тебя это отличный шанс приобрести новые знакомства за стенами детдома, пообщаться с людьми из реального мира, понимаешь? Ты же потом собираешься поступать в институт. Так или иначе тебе придется войти в новое общество.

– Почему вы выбрали именно меня?

– В этом году мы отправим в общеобразовательные школы двенадцать воспитанников, ты единственный одиннадцатиклассник, – сказала она. – Почему тебя? Думаю, ты и сам знаешь ответ.

– Хотите похвастаться моим талантом закидывать бычок в урну с расстояния трех метров? – с иронией поинтересовался я.

– Не ерничай, Калашников. Нина Юрьевна говорит, что у тебя феноменальные математические способности. И твои результаты в олимпиадах это подтверждают.

– А если я не хочу?

– Калашников, давай так. Если ты без происшествий закончишь одиннадцатый класс в этой школе, я перепишу твое личное дело. И на выходе ты получишь документ, в котором не будет фигурировать ни воровство, ни поджоги, ни пребывание в психиатрической больнице. Плюс, дам хорошую рекомендацию для института.