Яна Рихтер - Сейчас P.S. И никого не стало. Книга 3

– Не вспоминай обо мне слишком часто. Я не хочу, чтобы ты грустила. Просто живи, – он целовал мои мокрые щёки.

– А теперь открой глаза, – и я сильнее зажмурилась, прижалась к нему еще сильнее, насколько это было возможно. – Проснись, тебе надо проснуться. Тебе плохо.

Другая реальность. Я лежу на спине, мои руки и ноги привязаны к кровати. Полная темнота, доносится слабый звук – работает радио. Во рту стоит противный шоколадный привкус, и меня от него не просто мутит – тошнота невыносима. Нельзя оставаться лежать на спине, надо перевернуться на бок. Я пытаюсь высвободить правую руку, с третьей попытки мне удалось ослабить фиксацию, и я вытянула руку через образовавшуюся петлю. Трубки, я вся в каких-то трубках, они повсюду. Я стала вытаскивать зонд из носа, у меня всего минута, больше сдерживать спазмы я не смогу, мне было страшно, что не смогу дышать, когда начнется рвота…

Вдруг рядом оказались две медсестры, одна держала меня за плечи, не давая встать, вторая начала пихать мне зонд обратно, сдирая слизистую носоглотки. Я вырывалась и кричала, что мне больно, но не слышала своего голоса. Меня несколько раз наотмашь ударили по лицу. Тут у меня открылась рвота, я успела только повернуть голову набок, и злорадно подумала, что надеюсь, я заблевала этих садисток с ног до головы. Меня долго выворачивало наизнанку, к шоколадному привкусу добавился вкус крови. Потом мне что-то вкололи в катетер, я опять стала проваливаться в сон. Верните меня туда, верните меня в мой личный ад. Верните меня к моему мальчику. Я готова. Последняя мысль была о Добром – «Я люблю тебя».

Но всё моё дальнейшее нахождение в этом состоянии там было без Димы. Он больше не приходил, как бы я его ни звала, где бы я его не искала.

А однажды утром я проснулась. Так просто. Открыла глаза, сфокусировать взгляд мне не удавалось, всё пространство сливалось в одно мутное пятно, и я оставила попытки что-то разглядеть.

Вошла медсестра, увидев, что я открыла глаза, она начала болтать со мной, отвлекая от жуткого вида моего тела в трубках. Я в больнице, в отделении реанимации, произошло дорожно-транспортное происшествие, и меня привезли сюда на «скорой». Сегодня 15 декабря. Я нахожусь здесь уже два месяца. Услышав про катастрофу, я принялась трогать моё лицо, руки скользнули вверх, пальцы нащупали над ухом ёжик волос и свежий шов.

– Это ты голову рассекла, немножко зашили. Да ты не переживай, с лицо не пострадало. Сейчас зеркало принесу, – и она вышла.

Я с волнением продолжила исследовать мою голову. Волосы, очевидно, были сбриты. Что ж, 3-4 миллиметра волос это почти стрижка моей мечты, на которую я не могла решиться, усмехнулась я про себя.

Глянув на себя в принесенное зеркало, я убедилась, лицо не пострадало. Ну, хоть нос мне не пришили на бок. Хотя и без этой сомнительной операции вид у меня был жутковатый, огромные яркие глаза на бледном изнеможенном лице, потрескавшиеся губы, почти лысая голова и большие уши. Одни глаза и уши от меня и остались. И тут медсестра что-то сказала, попросила потерпеть и наклонилась к шее. Я начала задыхаться, попросила остановиться, но не издала ни звука. Голоса просто не было, я могла беззвучно орать, только шевеля губами. Мы проходили это на курсах в Центре медицины и катастроф. Трахеостома, аппарат ИВЛ. Я не дышу самостоятельно. Яркие глаза. Кислородное голодание. Отрывочные знания вплывали в моей памяти.

Пока я осознавала этот факт, в палату зашла еще одна медсестра. Я знаками попросила у неё дать мне лист и карандаш. Близко поднеся листок к лицу, я нацарапала только один вопрос – «Когда мне можно будет встать?».

– Кто тебе вообще сказал, что ты будешь ходить, – новенькая рассмеялась, и медсестры вышли из палаты.

Мои ноги. У меня что-то с ногами. Или с позвоночником. Нет, не похоже… я же чувствую и шевелю пальцами. Мысли кружили как вороны надо мной, сложно было сфокусироваться на чём-то одном. Я не допускала мысли, что я что-то не смогу. Я смогу ходить. Я выжила, я была в моём аду. Я должна проверить. Расслабив петли фиксации моих ног, я освободилась от связывающих меня пут. Я была абсолютно голая, накрытая только простынёй. Подняв простыню, щурясь, я начала изучать моё тело. Неестественно худые ноги. Груди тоже почти нет. Бордовые рубцы, кресты от дренажей на животе по бокам. Но в тот момент меня больше беспокоила моя нагота и одна тонкая простынь между мной и всем остальным миром. Здесь ты уже тело, не человек. Палата была общая, в ней лежали еще несколько бессознательных пациентов разного пола, пищали приборы жизнеобеспечения. Находясь в этой палате без одежды, без волос, неестественно худая, с дырой в шее, я чувствовала себя беззащитной, бесправной, безголосой. Ты не человек. Ты тело с набором жизненно важных функций. Тут с тобой можно делать всё, что угодно, ударить по лицу, пихать гастроэнторальный зонд без анестезии. В реанимации у тебя нет свободы выбора.