Аида Ланцман - Краеугольный камень

В марте две тысячи третьего года роту, в которой служил капрал Стивен Д. Хэммонд перебросили в Ирак. Из его взвода почти никого не осталось, большинство парней уволились из армии по собственному желанию, у других закончился контракт, который они не стали продлевать, а третьи вернулись по домам в цинковых гробах, укутанные полотнищем государственного флага. В Ираке их исключительно мужское подразделение стало смешанным, после принятия закона о том, что все воинские должности должны быть открытыми для женщин. Взвод скомпоновали заново, и теперь он состоял из тридцати двух солдат во главе с лейтенантом Махоуном, который домой не вернулся ни живым, ни, что не могло не радовать, мертвым. Все они, парни из взвода Стива – несмотря на то, что в отделении теперь были женщины, направленные прямиком из тренировочных лагерей, от чего не все были в восторге – самодовольные, закаленные в бою морпехи, считающие, что мир принадлежит им. На самом же деле, думал Стив, они оккупанты на чужой земле с оружием в руках, которые привезли в Ирак самый спорный американский продукт на экспорт: демократию и насилие. Одно невозможно без другого, когда ты пытаешься насадить чужеземцам свои убеждения или веру.

В Чикаго апрель приходил с дарами, он приносил с собой цветущие деревья, ласковое солнце и тепло. В Ираке это были песчаные бури, свист пуль над головой, пожарища у нефтяных вышек и изматывающая жара. В один из таких жарких дней весь их взвод погрузился в несколько «Хамви», чтобы проехать через выжженную пустыню, к столице страны. На горизонте было чисто, лишь изредка черный дым устремлялся в небо и быстро рассевался. Тогда четверым морпехам из отделения «Чарли» под началом сержанта Сукре становилось понятно, что в тех местах идут бои американцев с иракскими солдатами или с фидаинами Саддама. У «Хамви», относительно других видов военного транспорта был мягкий ход, за это он и нравился Стиву. Пятым в машине был журналист Ричард Мэдден. Все они были взбудоражены огромным количеством кофе, выкуренными сигаретами, ранним подъемом и страхом. За рулем «Хамви» сидел сержант Дженаро Сукре, которого в лагере звали Рино или «Ринуччо». Однажды, по неосторожности так его назвала жена в письме, которое тот неосмотрительно оставил на постели, и которое тут же стало достоянием всего отдела. Ему было двадцать восемь лет, и он, как и сам Стив, был ветераном Афганистана. А еще он был невыносимо красивым сукиным сыном, который, несомненно, знал, насколько он вообще красив и как это действует на окружающих. Музыку выбирал тоже он, потому что Сукре был сержантом и занимал место водителя. И именно поэтому они слушали Боба Марли. Сложно было представить лицо более печальное, чем лицо морпеха, вынужденного слушать регги. Как и Стив, Сукре давно, еще до начала этой военной кампании, пришел к четкому осознанию того, что никакого оружия массового поражения у иракцев нет и все, чем они занимались там, было безосновательным, построенным на лжи дерьмом. Ложь прочно обосновалась в армейской структуре, причем на каждом уровне иерархической системы. В их взводе был плохой лжец-рядовой, который сбежал из лагеря в Кувейте в бордель, а когда вернулся, не смог придумать стоящего объяснения своему отсутствию. Был лжец-капитан, распространивший слух о том, что иракцы уже пару раз пустили в ход химическое оружие. Лжецы были всюду: в армии, в Ираке, в ЦРУ. Но самым большим лжецом, который с легкостью обошел бы всех остальных, был Буш. В тот момент, когда до парней это доходило, они, как правило, увольнялись из армии, если не успели взорвать за собой мосты, связывавшие их с прошлой жизнью, или умереть.

– Мы уже были здесь раньше, – сказал Сукре, имея в виду войну в Персидском заливе, а журналист нажал на кнопку записи на диктофоне. – Никому это не понравилось. Мы не хотим воевать в этой стране. Мы не хотели в нее вторгаться. Пастухам и их закутанным женам не нужна демократия, они боятся всего, что выходит за пределы привычного уклада их жизни. Мы не хотим быть здесь, не хотим здесь умирать, – подытожил он и выдохнул в окно сигаретный дым.

Остальные, похоже, его мнение всецело разделяли, только еще не догадывались об этом. Война началась не так давно серией взрывов, которые прогремели в пустыне Кувейта двадцатого марта. Спящие в окопах солдаты с нетерпением ждали этого дня, но после событий седьмого апреля, когда иракский ракетный комплекс поразил командный центр механизированной дивизии США, рвавшиеся в бой поумерили свой пыл. Бойцам первого разведбатальона предстояло проложить путь до Багдада, часто не имея понятия о том, откуда выскочит враг. Восторг, волнение, страх, возбуждение, граничащее с эротическим – чувства, которые они испытывали, прокладывая этот путь, были вызваны запредельными эмоциональными и физическими нагрузками, давлением и нависшей угрозой безвременной отставки. После событий начала апреля те из них, кто хотя бы немного соображал, убедились, что военный конфликт не завершится быстро, хоть их и уверяли в обратном. Они словно вторглись не в страну, а разворошили осиное гнездо.