Елена Велес - Север и Юг

После Генри Джейн так больше и не забеременела, чем очень огорчала родителей и мужа. Обычно в семьях южан было больше одного ребёнка. У самого Тома было две старших сестры, которых выдали замуж, когда одной было четырнадцать лет, а другой – пятнадцать. Сейчас одна их них уже очень давно жила с мужем в Нью-Йорке, у янки, другая обитала с супругом и с их пятью девочками в Саванне. Может сказались молитвы Джейн, а быть может, что-то случилось при рождении сына (ведь роды принимал не акушер, а повитуха-негритянка), но она больше не могла иметь детей. Но молодая женщина была рада этому, так как больше никогда в жизни не хотела испытать такой боли, как при рождении её малыша.

К отношению мужа она привыкла. В повседневной жизни он был обходителен, никогда не повышал голоса, в общем, вёл себя как джентльмен. Уделял достаточное внимание Генри. В супружеской же спальне всё было немного иначе. Когда он был трезв, то с его стороны не было агрессии и грубости. Он бывало просто удовлетворял свои мужские потребности и засыпал. Когда был сильно пьян, то совсем не прикасался к жене. Хуже всего было, когда мужчина приезжал из Атланты. И эти поездки становились всё чаще и чаще. Приезжал он всегда злой. Там он встречался в салуне с компанией таких же комиссованных «калек», как называл сам себя Том. Они выпивали за доблесть Конфедерации и ругали янки. Вот в те вечера, когда Уолтер возвращался из столицы штата, выпивший и злой, Джейн доставалось. Нет, он никогда её не бил. Он был просто очень агрессивен в постели, а девушке приходилось всё это молча терпеть.

Саманта пришла в себя. Голова гудела, а плечо пронзала адская боль, да так, что хотелось выть. Девушка открыла глаза. Была ночь. Вокруг было тихо. Бой закончился. Но где её взвод? Кто победил в этом бою?

Превозмогая боль Скотт попыталась собраться. Судя по ощущениям рана на голове была совсем не серьёзная. Пуля прошла касательно, лишь поцарапав висок. А вот плечо горело огнём. Рука была вся в крови и ей невозможно было пошевелить.

Стиснув зубы, Скотт стащила с себя мундир, один рукав которого был уже не синего, а непонятного бурого цвета. Нижняя льняная сорочка тоже вся пропиталась кровью. Кровь уже запеклась и ткань прилипла к ране. Девушка из фляжки чуть смочила рану и немного подождав, начала отдирать ткань от плеча, стиснув зубы. Но слёзы боли всё равно выступили на глазах. На какое-то время она остановилась, боясь снова потерять сознание от боли. Немного передохнув и переведя дыхание, она, наконец, отодрала рукав. Судя по двум отверстиям в плече, Саманте крупно повезло. Пуля прошла на вылет. Хотя она вполне спокойно могла бы умереть от потери крови. Но девушка выжила, почему? Неужели её ангел хранитель вдруг вспомнил о её существовании? Стоило ли ей радоваться этому событию?

Её взвод ушёл, посчитав её погибшей.

И нужно было что-то предпринимать. Вокруг могло быть полно конфедератов. И они точно сделают с ней то, что не случилось сделать в бою. А если они прознают, что она девушка…

Саманту передёрнуло от воспоминаний о прошлом. Она не допустит того, что случилось с ней около десяти лет назад. Больше ни одному мужчине она не позволит прикоснуться к себе. Будь то негр или белый.

Порывшись в своём походном рюкзаке, девушка достала бинт и перевязала свою рану. Нужно было идти. Но куда? Она не знала, чем закончился бой. Победой или их отбросили? Стоило ли продвигаться в сторону Атланты?

Пока стояла ночь, лучшим решением, наверное, было выйти из пролеска и осмотреться. Что Саманта и сделала. Перед ней простёрлись хлопковое поле и поле с табаком. Было заметно, что поля давно не обрабатывались, а значит все или почти все рабы покинули поместье.

Если в самом начале войны армия южан отказывалась не только от рабов, но даже и от вольноотпущенных, то уже чуть позже в ряды Конфедерации влилось множество чернокожих. И как ни странно, негры были в армии не только как повара, прислуга, но как полноправные солдаты, которые шли в бой во славу Конфедеративных Штатов Америки.

Далее чуть правее, стояли подсобные постройки, амбар, хижины рабов, конюшня. А ещё чуть дальше возвышался величественный особняк.

Губы девушки тронула лёгкая презрительная усмешка. Она помнила весь тот снобизм, напыщенность и презрение, коими были наполнены хозяева таких особняков. Ей хотелось многое забыть из своего детства и юности, но глядя на поля, постройки… Воспоминания невозможно ничем стереть, и они будут её преследовать всю жизнь.