Ирен Беннани - If you get me. Книга вторая. Если ты достанешься мне

Глава первая

Моросили капли дождя, но ненастье не мешало прогулкам Людмилы, скорее придавало ей лёгкость и силу; когда с каждым вдохом со свежестью воздуха, перенасыщеного весннею влагой, созерцая парящую чистоту, витающую в субтропическом воздухе в блестящей дымке лазурного моря, в своём одиночестве она блуждала в межсезонье дождей по безлюдному каменистому пляжу. Порой, переводя долгий взгляд с перспективы в очетании гор, окамляющих море на удары волны, освежающей брызгами то и дело, переходящие в морские барашки и вместе с движением волн, с каждым приливом, с волнением, мысли её погружались в пережитое: Словно все эти движения волны воскрешали отбушевавшие чувства, притягивая все эти воспоминания с нарастаньем волн, переносили её в глубины сознания, погружая, в недавнее прошлое и словно бы, возрождаясь; возникали в каледоскопе событий, минувших в цепи дней: Казалось бы, в каком – то сливании со стихией в этом непрерывном движении волн, когда противоречивые чувства, перерастали в высокие гребни, где возвышаясь с волной, все они, разом нахлынув, обрушивались воспоминаньем, чтобы в неистовстве разбиться о берег. Все, также брызгаясь и угрожающе замахиваясь галькой, эти беспокойные мысли, крутясь в белом барашке, непременно ругались в волне и вновь, перекручиваясь вместе с бурлящею пеной мутнея: Словно бы варясь в молоке и пузырясь, просачивались сквозь блестящие в отраженье от солнца гладкие груды камней, ожившие на мгновенье в матовом своём разноцветье, секундами успокаиваясь и словно бы, замирая в шипении, который раз растекаясь в замысловатом ажуре и, застилаясь прозрачною пеленой, едва оголив каменистую кромку, накрывались волной.

Ветер растрепывал волосы, темнел горизонт, за спиной оставался причал, когда звуки бушевавшей стихии вдали с каждым шагом становились всё глуше, что порой затихали, а то, перемешивались с редкими отголосками птиц они какое – то время всё ещё были слышны. Идя по склону дорожки, Людмила поднималась всё выше, шумы штормящего, что минуты назад до неё доносились отчётливо, казалось, едва становились слышны и оставались где – то там, в самой низине у самого склона горы, в той дали, у неуёмного бурного моря. У подножья о чём – то ругаясь, нарастала волна, бранясь и падая и вновь белыми гребнями стемительно возвышаясь над рябью. Оглянувшись назад и только лишь, задержавшись с минуту, она постояла на склоне, прислонившись к одному из шелестящих дубов, насладившись открывшимся видом, пройдя по траве, свернула к перекрёстку дорог: Две из них уходили вперёд, две же, спускались обратно к каменистому берегу с пляжем. А затем, устремилась к ступенькам, что тянулись наверх, окаймлявших пригорок с деревьями лавровишен, лавров и кустов туй, вскоре постепенно замедлила шаг, ступая неспешно по облупленной плиточной лестнице, знакомой ей с детства, неторопливо идя, а порой останавливаясь, ощущая, как разливается по всему её телу усталость: Словно окатившись приятной волной, что нахлынув теплом, обволакивает её каждый раз в конце долгих прогулок.

Продолжая подъём по череде сотни ступенек, с каждым шагом прислушиваясь к нежно шелестящим деревьям, и вдыхая со всей полной, повисшую в воздухе свежесть прохлады, не оводя взгляда от блестящих многочисленных капель, словно влажных гирлянд, что повисшею влагой, покрывалом после дождя одели эти нежно салатные кроны: Все эти деревья, шапки кустов оставаясь внизу; справа от лестницы с её рядами потемневших ступенек, продолжали играть переливами, бликами фонарного света. И поднимаясь всё выше по этим ступеням, не ускоряя шагов, она продолжала идти также неспешно, пока впереди проглянув, золотистою луковкой и показываясь небольшими фрагментами сквозь верхушки деревьев салатной листвы, у дороги не выросла церковь… И таким появленьем, словно бы по волшебству, отбросив все тревожные, смутные чувства Людмилы, успокоив её долгое брожение мыслей, убирая терзавшие душу волнения и даря ей покой, забытьё, безмятежность …. И, казалось бы, всё её существо предалось упоительным чувствам, внимая минутам покоя, наполняясь вечерней тишиной, молчаливой прохладой и всё вместе напоминая ощущение того дня, того вечера, по её возвращению к дому. А тогда…, с наступлением сумерек, она также с упоением слушала все звуки сверчов, мотыльков и морского прибоя; и его размеренный, захлёстанный шум, как хотелось сидеть у окна, и смотреть на ночной кипарис и, не переставая, любоваться часами, вымахавшим под пятый этаж деревцом.