Марьяна Куприянова - Горбовский

Марина почти не слушала их, одновременно вникая во все, что слышала. Ее мысли были заняты важным вопросом. Как эти люди, такие добрые, отзывчивые и приятные, могут работать в одном коллективе с такой бесчувственной сволочью, как Горбовский? Как они терпят его? Видно ведь, что между ними всеми довольно теплые отношения, но как в эту картину вписывается Лев Семенович? Как? Да, несмотря на обычную сухость и резкость, здесь он будто бы мягче голосом и плавнее движениями, но от этого он не перестает быть собой.

На самом деле Горбовскому было очень тяжело держать себя в руках. Он холодно ненавидел Марину и только и ждал случая, чтобы на ней отыграться. Пока все ее обхаживали, он проводил диагностику оборудования в хранилище образцов и скрежетал зубами, вполголоса высказывая проклятия в адрес ненавистной практикантки.

– А животных Вы любите? – спросил Гордеев, открывая перед Мариной толстую стальную дверь в виварий.

Девушка шагнула внутрь и ахнула. Десятки боксов с подопытными заполняли просторное помещение. Марина двинулась между двумя рядами, заглядывая внутрь каждой клетки, Гордеев и Гаев последовали за ней, гордые и довольные собой. Неожиданно вошел Лев Семенович. Не задерживаясь, он проследовал в дальний угол, за образцами, к подопытному № 910.

– Сюда нельзя посторонним, – разозлился он, заметив Спицыну.

– Да мы только показываем, Лев Семенович, – отмахнулся Гордеев, не особенно придавая значение недовольству Горбовского, что снова удивило Марину. – Да и какая же это посторонняя, теперь она будет здесь часто бывать.

Сдвинув брови на переносице, Лев Семенович выразительным взглядом посмотрел на троицу. Внешне он был более чем холоден, но внутри весь пылал от гнева. Эта девчонка… ее хотелось за шкирку выбросить вон, за порог, пнуть ногой, чтобы больше она никогда не смела сюда войти… Он заметил, что у него трясутся руки и дергается левая сторона лица.

– Гордеев и Гаев! – Горбовский властно повысил голос, – немедленно разойтись по рабочим местам! Хватит прохлаждаться! – он подождал, пока коллеги поймут, что сейчас его лучше послушаться, и добавил, – а Вы, Спицына, останьтесь.

У Марины сдавило в горле. Она замерла на месте, сцепив руки за спиной. Гордеев и Гаев помялись вначале, но, встретив суровый и бескомпромиссный взгляд коллеги, удалились из помещения. Горбовский остановился в метре от Марины.

– Ты хоть понимаешь, на что идешь?

– Даже лучше, чем Вы, – практикантка не упустила случая съязвить, чтобы еще больше разозлить ненавистного вирусолога.

– Даже так? – он поднял брови, скрестил руки на груди. – Думаешь, все знаешь. Ну я тебе устрою практику, м-мерзавка. Вылетишь отсюда, как пробка. Сама сбежишь.

– Посмотрим.

– Я тебя…

– Лев Семенович! – позвал со стороны входа Тойво.

Горбовский резко повернул голову, белый воротник халата откинулся набок, обнажив шею. Марине стал виден крупный выпуклый шрам в виде большой кляксы. Это было похоже на старый ожог.

– Что, Тойво?

– Вас зовет Юрек Андреевич.

– Подождет. Закрой дверь снаружи, – прорычал Горбовский.

Ли Кан, испугавшись, скрылся. Лев Семенович взглянул на Марину, как смотрят на надоедливую вещь, которую обязаны терпеть поблизости.

– Пшежень объяснил тебе твои обязанности?

– Так точно, – отчеканила Спицына.

– Забудь напрочь все, что он сказал, и слушай меня: ежедневно, без опозданий, ты появляешься здесь в девять утра. Будешь мыть полы и бегать по НИИ посыльной, ясно? Большего ты не заслуживаешь.

– Что?.. – девушка опешила.

– За нарушения будешь оставаться здесь сверхурочно. Работу я для тебя найду. С этого момента ты поступаешь в личное подчинение каждого ученого в нашем отделе, а это значит, ты должна выполнять любые поручения, которые на тебя возложат. О накоплении профессионального опыта можешь забыть, я тебя и близко к микроскопу не подпущу, – четко и ясно проговорил Горбовский, и, не дожидаясь реакции практикантки, стремительно вышел из помещения.

Полы халата развевались за ним, как шлейф. Едва он скрылся, Марина приложила ладонь к сердцу – оно выпрыгивало из груди.

«Жизнь дает человеку три радости. Друга, любовь, работу. Каждая из этих радостей уже стоит многого. Но как редко они собираются вместе!»

Братья Стругацкие – «Стажеры»

Как бы Марине ни было противно, а фигура Горбовского в ее восприятии подвергалась все более тщательному анализу, причем неосознанному. Девушка не могла управлять этим процессом – он происходил сам по себе. Избежать его было невозможно, так как юная практикантка отныне должна была видеться с предметом ее подсознательного интереса каждый день.