Георгий Мо - Эровый роман. Книга первая

Самые яркие воспоминания о теплых летних днях идут у меня с десяти лет. Я помню, как бегал в поле, где волновались летние травы, и шумели бесконечным голубым небом кроны деревьев с трелями птиц. Помню, как мечтательная нега пронизывала меня насквозь посреди безграничного простора, где вперемешку с зеленью проглядывали голубые цветочки в цвет всех оттенков лучистого неба. Я садился под крону огромного старого дерева, одиноко стоящего в этом поле, и мог так просидеть до самого вечера. Под его густой листвой особенно классно было находиться в жаркий день. Его тень скрывала от жары, а шелест листьев, при легком дуновении шаловливого ветерка, давал свежесть. Рассматривая небо, под ароматы диких трав, с улыбкой на лице я всегда о чем-то думал. Я всматривался в безбрежное безоблачное раздолье, щуря глаза. Мне нравилось ощущать, как по моему телу скользили робко солнечные лучи в направлении лица, и как все жаркое солнце пыталось нырнуть под ресницы. Оно ослепляло меня, но казалось, что океан глаз от этого был лишь ярче: лучи беспощадно тонули в его лазурных волнах, превращаясь в нежный пенный бриз.

Гармония разливалась вокруг меня каждый раз, когда я находился под тенью этого дерева. Я лежал на траве, впитывая спокойствие с низов земли. И, вдыхая воздух, наполнял гармонией тело внутри и душу. Я каждой клеткой окунался в природу, чтобы предаться мечтам о безграничном покое. Мне хотелось тянуться с лучами солнца, как росток в высь небес.

В один из таких летних дней я и познакомился с девочкой, которая приезжала каждое лето к своей бабушке. Ей на тот момент было девять лет. Мы почему-то сразу сдружились. Меня забавляли ее худенькие русые косички в разные стороны, светлые полупрозрачные зеленые глаза, скрытые под толстыми оправами очков, стекла которых попеременно были иногда заклеены. Несуразная в резких движениях и в целом смешная, с ярким звонким голосом. Вся детвора смеялась над ней, а я ее по-дружески обожал и любил таскать везде за собой, как хвостик.

Мы просто дружили. Это была теплая, светлая дружба двух одиночек, непризнанных обществом или избегающих его сознательно. Я не грузил ее своими проблемами с родней, а она своими, хотя у нее их было предостаточно. Через два года наша дружба стала перерастать во что-то более откровенное. Юношеская любознательность не знала границ, оттого эксперименты во взрослых людей перешли в другую плоскость. Ей очень нравилось, когда я прикасался к ее интимным частям тела, когда целовал. Девочка таяла как мороженое под жаркими лучами моей юной мужской похоти. И, когда мой член налился желанием женского тела, я проник в нее.

Подснежник, как главный символ прихода весны, ознаменовал мое вступление в ряды мужчин. Цветок был свежий, робкий и беззащитный. Он раскрывал свои нежные лепестки очень трепетно, будто пробуждаясь после морозов. Под синевой неба прохладный стебель прорывал прошлогоднюю листву и снег, показывая полузамерзший цветок, чуть живой. Но уже с первыми весенними, едва теплыми лучами ласк солнышка он воспрял. И под звонкий воздух и неохотно тающие снега вокруг, он виновато улыбнулся сквозь сон, раскрывая свой скромный бутон. Невинный, чистой красоты цветок с прозрачными лепестками являл первые грезы о счастье. Его неяркий лик в запахе светлой лазури был прекрасен. Пробив заснеженное покрывало, показались сначала два лепестка, как уши робкого зайчика, прячущегося за холмом от неопытного, молодого волка в своей первой охоте. И только потом, набравшись смелости, белые уши явили весеннему, особенному дню в жизни зверя свою красоту – первое, маленькое цветочное великолепие. Волк понял, что он вправе сорвать этот прекрасный бело-серебристый цветок, чтобы вдоволь им надышаться. Подснежник лишь виновато улыбнулся вновь, зная, что он первый цветок в жизни волка. Потупив скромные глазки от бесконечных ласк, он тихо таял под небом из хлопьев белых облаков…

Таким и был рассказ о первом моем сексуальном опыте. Именно после него у врача отчетливо сложился пазл моего восприятия сексуального мира. Наверное, он что-то подобное и желал услышать и потому он совсем не был удивлен, узнав конец этой детской страсти в виде беременности одиннадцатилетней девочки и последующего аборта. И в этом финале я полностью оправдывал все переживания моей бабушки относительно того, что я так сильно похож на своего отца, состоящего, по ее мнению, полностью из дерьма.

Мое беззаботное детство догорало с последними лучами раскаленного шара солнца, опустившегося в мой последний закат в деревне, потому что я взрослел и понимал намного больше, чем она думала. Правда, настоящим мужчиной я стал только ближе к шестнадцати годам, когда мне пришлось делать серьезный выбор и отвечать за него, прежде всего перед самим собой. И уж точно дело было не в сексе и в моих поганых поступках, по уразумению любимой бабушки. Возможно, с первым сексуальным опытом я оголил часть своей натуры, явив ей наследуемое дерьмо отца. Но именно после этого опыта я и понял, что я готов им быть, как подкормка цветам. И никак иначе! Я захотел познать и другие цветы, распустить красоту каждого из них, чтобы только со мной они отдавали миру неземной аромат и роскошное цветение.