Ирина Ингрин - На сети

Если даже смерть матери не смогла вытащить Наташу из зависимости, нелюбимая дочь была не в силах этого сделать и подавно.

Мне бы не хотелось отнимать у вас много времени. Такая уж сейчас жизнь – каждая секунда на счету. Я понимаю.

Поэтому постараюсь быть краткой. Хоть это и тяжело, когда дело касается того, что ты действительно любишь. А я люблю этот период своей жизни. И пусть уже знаю каждую его часть наизусть, знаю, с чего все началось и к чему привело. Именно благодаря этому отрезку времени я стала той, кем являюсь сейчас.

В любой момент я могу закрыть глаза и снова оказаться там, в самых тяжелых часах, в самых приятных секундах. Я могу переместиться в самое начало, вновь вспомнить и увидеть зарождение этой истории. Это пытка, но я люблю мучить себя, и вскоре ты это поймешь, мой читатель. Это моя машина времени. Да она, в сущности, есть у каждого из нас: собранная из самых дорогих и самых ярких кусочков – наше сокровище и наше проклятье.

Та осень до сих пор стоит перед моими глазами как эталон. Я сравниваю с ней последующие осени уже долгие годы, но она – самая яркая.

Я тогда еще не задумывалась о том, кем являюсь и чего хочу в этой жизни. Как оторвавшийся от дерева лист, одинокий и погибающий, я летела в потоках судьбы, не в силах предсказать, куда она меня вынесет. Воздух был свеж и дурманил разум ароматом яблок, блистали первые лужи в еще частых лучах солнца, шумели золотом березы вдоль дорог.

В один из осенних дней меня отправили в мой новый дом.

– Удачи, Кира, – напоследок обняла меня нянечка из дома временного пребывания. Голос ее был полон тревоги, лица ее я уже не помню, но помню добрые заботливые глаза.

Сжимая в руках маленький рюкзак с вещами, я шла по длинным коридорам за незнакомыми людьми. Ладонь грела серебряная цепочка с крестиком – все, что осталось от бабушки. Маму я не видела почти месяц и уже не верила, что она случайно оставила меня в этом незнакомом, полном брошенных детей доме, и что вернется за мной.

На выходе мы остановились.

– Тебе очень повезло, что так быстро нашлись опекуны. Дом частный, с участком— это тебе не в тесной квартирке жить. Будь послушной и не позорь нас, – сурово посмотрела на меня другая женщина, ее глаза были, напротив, пытливыми и требовательными.

В доме временного пребывания она была кем-то вроде заведующей, и ее слова были правдой: восьмилетнюю одиночку в этом огромном и чужом мире обычно ждал лишь детский дом. Но по какой-то причине уже довольно большого ребенка захотели взять под опеку, при этом в семье были и собственные дети. Старшая дочь, правда, успела выйти замуж и уехала в Москву в поисках лучшей жизни, но вот младший сын был всего на три года взрослее меня. Обычно опеку берут либо бездетные пары, либо те, чьи дети уже выросли: всегда тяжело сочетается родное и чужое. И, возможно, поэтому мы с Сергеем сразу невзлюбили друг друга. От него шли волны презрения и скрытой ненависти. Пусть я и не претендовала ни на любовь его родителей, ни на его собственность – для него мы все равно были конкурентами.

Причина, по которой меня взяли в семью, ясно обозначилась довольно скоро. Мой опекун, Антонина Вадимовна, была женщиной уже довольно зрелого возраста, и, так как старшая дочь уехала из дома, у хозяйки остро возникла необходимость в помощнице. Финансово семья тоже бедствовала, но от государства опекунам была обещана денежная поддержка, так что подобный шаг вырисовывался прекрасным решением. К слову сказать, такая практика была довольно распространена по всей стране.

В первый же вечер нас с Сергеем отправили прогуляться по поселку. Это был старый и заброшенный пригород – уголок давнего прошлого, который плохо вписывался в интерьер города, поэтому его игнорировали власти и обходили стороной горожане. Раньше в местечке были свои школа и больница, теперь же повсюду стояли только покосившиеся черные дома и сломанные заборы. На въезде не было таблички «Добро пожаловать», зато висело ехидное «Счастливого пути». Здесь давно уже не было приличной работы, разнообразие вакансий ограничивалось местами в продуктовом киоске, а также на ферме или мебельной фабрике, что располагались совсем уж далеко за пределами города. Большинство, конечно, ездило на заработки в город, и многие постепенно перебирались туда на постоянное местожительство.

Дорога наша шла через главную улицу. Здесь стояли самые обстоятельные дома, было и подобие игровой площадки. Мы с новоиспеченным братом устроились на качелях и, верные обоюдной антипатии, молчали.