Юлия Дитрих - Не отпускай меня

Они вернулись в дом, и Прокофьевна заварила ему чай. Настой пах лесом, чем-то хвойным и на вкус был горьким. Глеб выпил всё до последнего глотка. Он поблагодарил хозяйку и уже выходил из дома. Неожиданно Прокофьевна его окликнула:

− Глеб!

Он обернулся. Прокофьевна стояла посреди комнаты. Она смотрела на него, и между ними словно протянулась невидимая нить.

− С тобой всё будет в порядке, – сказала она и добавила. − Доброй ночи!

− Спасибо, − ответил Глеб.

Впервые за долгое время он чувствовал, что страх неохотно отступает. Он сдаёт свои укреплённые позиции. Теперь Глеб боролся с ним не один. Рядом с ним появился человек, который не просто мог помочь, но и готов был делать это, не задавая вопросов и не требуя объяснений.

Глеб остановится во дворе, набрал полные лёгкие вечернего свежего воздуха, а потом прерывисто, с детским чувством облегчения выдохнул. В глазах его стояли слёзы. Но то чувство, которое он в этот момент испытывал, было чем-то хорошим. Это была надежда.

Вера

Дни летели один за другим. Вера разлепляла тяжёлые веки только тогда, когда слышала голос. Глеб приподнимал её голову, а пожилая женщина поила чем-то сладким и горьким. Интересно было то, что сладко-горьким было всё: и прозрачные мясные бульоны, которыми её кормили два раза в день, и отвары цвета чифиря. Вера послушно глотала. Горло делало судорожные рывки, пытаясь протолкнуть жидкость вниз, к желудку, в котором царил сущий ад. Поначалу мало что в нём удерживалось, и Вере было мучительно стыдно за то, что хозяевам снова приходилось менять бельё. Но поделать с этим что-либо она была не в силах. Вера сражалась за каждое движение, за каждое произнесённое вслух слово. И когда, наконец, она поняла, что никто не требует и не ждёт её извинений, она просто продолжила произносить их про себя.

Внутри Веры всё горело. Голова была тяжёлой, словно свинцовая булава. Когда Вера не спала, то сил хватало лишь на то, чтобы лежать с закрытыми глазами и думать о времени. Время то плелось, растягивая каждую секунду в маленькую вечность, то вдруг начинало лететь с такой скоростью, что Вера не понимала, сколько же дней прошло между её предыдущей мыслью и следующей.

Дни Вера мерила мучительными хождениями в туалет. Ведь, чтобы справить нужду, ей нужна была помощь, мужская помощь. А импровизированным туалетом служило эмалированное ведро.

День за днём за Верой ухаживали два бессменных добровольца. Прокофьевна готовила компрессы и отвары, переодевала Веру по мере надобности, обтирала плечи и шею мокрым тёплым полотенцем. Видимо, она же помогала со стиркой, потому что пижама из Вериной сумки время от времени перемежалась с ситцевой ночной рубашкой, которую Вера раньше в глаза не видела. Каждый раз, когда одна из двух вещей сменяла пропитанную потом предыдущую, одежда была непременно свежевыстиранной и отутюженной.

Хозяин дома помогал приподнимать больную и носил её к ведру. Эту процедуру Вера трепетно и бессильно ненавидела всем сердцем. И хоть Глеб был предельно деликатен, Вера всё равно остро переживала каждое мгновение. Всякий раз она думала о том, какой тяжёлой обузой для Глеба стало её появление.

День сменяла трёхчасовая июльская ночь. Щедрой рукою засыпала она небо блёстками звёзд, которые Вера могла видеть в просвет неплотно сдвинутых штор. Затем снова наступал долгий яркий день. Ежедневная рутина повторялась: отвар на голодный желудок, бульон, снова отвар. Прокофьевна перестилала постель и взбивала подушки. Верино слабое «Спасибо», и снова провал в царство снов, где её подкарауливали позабытые детские воспоминания, о существовании которых Вера даже не подозревала. Она и не знала, что столько лет они хранились в далёких уголках её памяти.

В это утро Веру разбудил звук отворяемых окон. «Глеб…», − вспомнила она имя хозяина дома. Она открыла глаза и стала рассматривать мужчину, пока тот старался осторожно, не создавая шума, приоткрыть ставни.

Приютивший Веру мужчина был высоким. На вид лет под сорок. Простая белая футболка обтягивала широкую спину, а выцветшие синие джинсы свободно сидели на узких бёдрах.

До этого дня Вера видела лицо Глеба много раз. Но всё происходящее: сны и реальность – так плотно переплелись в её сознании, что она больше не различала, где была правда, а где вымысел. Она на секунду задумалась. Пыталась вспомнить, знает ли она, как зовут старую женщину с понимающим взглядом и лёгкими, как крылья птицы, пальцами.