Юлия Дитрих - Не отпускай меня

− И как долго он у тебя живёт? − спросила Вера.

− Фокс? – переспросил Глеб, но, видимо осознав, что ответ на вопрос очевиден, поспешил ответить: − Года полтора уже.

Вера откинула голову на подушку, её глаза уже ныли от яркого солнечного света.

− А я люблю собак. Очень… − подумала она неожиданно для себя вслух. И добавила: – Когда я была маленькая, у дедушки были два гордона.

− А у меня, наоборот, никогда не было собаки, − ответил Глеб, − До Фокса, по крайней мере.

Он домыл следы и, не добавив к разговору больше ни слова, забрал тряпку с ведром и вышел из комнаты.

Вера была не против. Она сомкнула тяжёлые веки. Впервые за долгое время она составляла в голове сложный рисунок из мелких чёрных точек. Эти точки нанизывались на шесть параллельных линий, расчерчивающих нетронутую белизну. Это была музыка, под которую танцевала рыжая собака с хитрой мордой лисицы. Подмигивая и улыбаясь, она поглядывала на Веру, взвешивая шансы на знакомство.

− А где же твой красивый сарафан? − тихо спросила Вера собаку, впутывая свои слова в мелодию танца.

Глеб

Вера шла на поправку. Она уже не спала так много, как раньше. Глеб принёс и положил на стол рядом с кроватью несколько книг, но она к ним не притрагивалась. Он не спрашивал, почему.

Их общение сводилось к обмену парой предложений в день, в основном по делу: пить, есть, принимать лекарства. Глеб уже честно признался себе, что женщина его тяготит. А она, видимо, это чувствовала, и потому большую часть времени была молчалива и задумчива. Иногда, когда он делал что-нибудь в комнате, она вскидывала на него тёмные глаза, и в них стояло безмолвное извинение. От этого Глебу становилось муторно, но в то же время не было смысла отрицать: её присутствие в доме его раздражало. Только ежедневные приходы Прокофьевны смягчали витавшее в воздухе старого вокзала напряжение.

После обеда Глеб выходил из дома и садился на крыльцо. Компанию в ожидании Прокофьевны ему неизменно составлял Фокс. Уже изучив новый график хозяина, он оставлял все свои важные собачьи дела. Пёс укладывался мордой в прогретую полуденную пыль в ногах у Глеба и мирно дремал. Время от времени он глубоко вздыхал, будто обдумывал и никак не мог разрешить какую-то сложную вселенскую дилемму.

Вот и сегодня в ожидании прихода Прокофьевны Глеб сел на разогретые солнцем ступени. Он откинулся и подставил лицо тёплым лучам.

Каждый раз, когда Глеб оставался один, мысли непременно вели его к Кире. Впервые Глеб увидел её в кинотеатре. Студент журфака, он писал серию статей о европейском кино. Каждый вторник ходил в «Ласточку», чтобы посмотреть очередной заграничный шедевр.

В тот вечер показывали «Такое случается только с другими». Вечерние сеансы в начале недели, как правило, не привлекали широкой аудитории, но в этот раз в зале были и вовсе только двое – Глеб и белокурая девушка в пятом ряду.

Весь фильм Глебу хотелось пересесть поближе к незнакомке. Было ли это влиянием сюжета или же ему просто хотелось сидеть ближе к светловолосой девушке, которая застыла с прямой спиной, подавшись вперёд, он так и не понял. Ему казалось, что она хочет оказаться в фильме, очень хочет помочь двум несчастным, живущим по ту сторону белого полотна.

Глебу же хотелось узнать, о чём она думает.

Удивительно, ведь даже тогда это показалось мне странным. Зачем знать, что думают люди, смотрящие кино одновременно с тобой? Они же просто незнакомцы, что мне до их мнения?

Девушка Глеба заинтриговала. После сеанса в дверях Глеб пропустил её вперёд. Она скользнула взглядом по его лицу; эмоции, оставленные историей с экрана, всё ещё светились в её глазах. Она прошла мимо, а Глеб замер в дверях растерянный, с горящими щеками.

Он искал её глазами и увидел на сеансе в следующий вторник. Она снова сидела в пятом ряду. Глебу было хорошо оттого, что она пришла. А в следующий вторник, покупая в будке билеты, он решился:

– В пятый ряд, пожалуйста, – сказал он билетёрше и снова почувствовал, как горят щёки.

До начала сеанса он без конца оглядывался на занавешенный тяжёлыми бархатными портьерами вход. Выключили свет, проиграли киноальманах, начался фильм. Незнакомка не пришла.

Весь сеанс Глеб просидел как на иголках, не обращая внимания на происходящее на экране. Он и остался лишь потому, что совесть не позволяла бросать на ветер деньги из скудного студенческого бюджета.

После фильма Глеб вышел из кинотеатра. Ветреный апрель заставил его сунуть руки поглубже в карманы демисезонного пальто. Её он увидел около уже тёмного окошка кассы. Лицо её разрумянилось от холода, а карие глаза выдавали ожидание. Глеб не успел ни о чём подумать, как понял, что стоит перед ней. И не успел ничего сделать, потому что она сказала: