Юлия Дитрих - Не отпускай меня

Глеб уже хотел закрыть дверь, как вдруг понял, что не хочет и не может этого сделать. Он видел белые проводки наушников, бегущие по Вериной шее, и ему хотелось знать, что же такое она слушает. К чему все эти ту-ту-ту-тутс, туп-туп-туп.

Глеб решился. Он громко постучал в дверь, чтобы привлечь внимание, и вошёл в комнату. Постукивание прервалось, Вера медленно сфокусировала свой взгляд на его фигуре. Секунду она смотрела на него, словно не понимая, кто он, где она и что вообще происходит. Наконец смущённо улыбнулась и поздоровалась:

− Доброе утро.

Её голос был по-утреннему хрипловат.

− Доброе, − ответил Глеб. − Меня привлек стук.

− Извини, я заслушалась. Одна старая композиция. Ритм рваный, но такой завораживающий, что я не удержалась саккомпанировать, − на этих словах она снова по-детски застенчиво улыбнулась.

Неожиданно для самого себя Глеб уже стоял около кровати. Вера предложила ему один наушник.

− Хочешь послушать? – спросила она.

Любопытство победило. Глеб сел рядом с Верой. Она поправила сползавшую на бок сумку и обняла её обеими руками. Глеб сунул наушник в ухо, а Вера поставила ему мелодию.

Сначала была тишина. Не такая, как при записи в студии. Тишина, когда в зале сотни людей, но все замерли. Слышно, как кто-то нетерпеливо пошевелился в кресле, кто-то кашлянул, на сцене музыкант подошёл к инструменту. Его шаги глухие, но явно различимые на записи.

И лишь потом зазвучала музыка.

Вступили струнные. Какое-то время они переговаривались только между собой. Потом подключились ударные. Тарелки, насколько мог понять Глеб. И только полминуты спустя вкрадчиво начал свой капризный монолог саксофон. Глеб смотрел на сложенные на коленях ладони, и ему отчаянно хотелось заполучить второй наушник, который по-прежнему был в ухе Веры. Он поднял на неё вопросительный взгляд, но Вера мягко сказала:

− Закрой глаза.

Глеб послушался.

Через мгновение он услышал глухое «туп-туп». Скорее даже не услышал, а больше почувствовал пальцами босых ног вибрацию старого дощатого пола. Потом его свободное ухо заполнила вторая Верина партия: она постукивала по коробке с какой-то искажённой и в то же время единственно правильной частотой. В мелодии, звучащей из проигрывателя, каждый инструмент говорил на своём языке. Такого джаза Глеб раньше не слышал. Вавилонское столпотворение аккордов, отдельных звуков и нестройных, бросающих вызов всему и вся ударных. Но единственным, что удерживало всё это безумие вместе и что делало этот набор звуков единым целым, был стук Вериных костяшек по коробке и низкая, буквально неразличимая вибрация, льющаяся по полу. Он слушал и слушал, и не мог заставить себя открыть глаза. И вот путешествие подошло к концу – музыка сошла на нет. Первым отступил саксофон. Замерли дрожащие струнные. Последний сухой шелест растворился на краешке тарелок. Глеб по-прежнему сидел с закрытыми глазами и чувствовал энергию, образовавшуюся вне его головы, где-то за пределами слуха. Вера отбивала ритм всё медленнее и медленнее. Пока наконец и она не замерла. Всё закончилось.

Глеб посмотрел на Веру. Она, казалось, о чём-то задумалась. Он шумно выдохнул:

− Ух ты! – только и сумел произнести он.

− Именно, − подтвердила его восторг Вера.

Уголки её губ поднялись вверх, на щеках образовались мягкие симметричные ямочки. Она внимательно вычитывала в глазах Глеба эмоции, которые вызвала музыка.

− Что это такое? – спросил он и потянул из уха наушник больше для того, чтобы отвлечься от её улыбки.

Было что-то отталкивающе интимное в том, как их, сидящих бок о бок на кровати, соединял этот тонкий белый проводок. Теперь, когда музыка закончилась и уже не заполняла его сознание, Глебу хотелось эту связь немедленно разорвать. Он чувствовал, что музыка делает его уязвимым.

− Это джазовая композиция с одной старой пластинки. – ответила Вера на его вопрос. − Мне её подарил один очень важный в моей жизни человек, − Вера на секунду задумалась, в глазах её промелькнула печаль.

– Я сегодня думала, отчего человек хочет свои хорошие воспоминания и памятные вещи перенести из одной своей жизни, которая подошла к концу, в другую − ту, которую он собирается начать. Зачем ему это?

Глеб вспомнил чемодан, с которым он уезжал из города. В нём тоже было не очень много вещей. Но всё, что он взял с собой, для него имело большое значение.

− Не знаю…, наверное, потому что боимся забыть.

Глеб снова почувствовал вторжение во что-то личное. В этот момент сложно было сказать, он ли вторгался в Верин мир или же наоборот. Как бы там ни было, он поспешил встать с кровати и протянул Вере наушник.