Евсения Медведева - Табу

Рванул на себя деревянную дверь погреба и вбежал, быстро переступая покатые ступеньки. Замер, вслушиваясь в шум хлипкого строения, раскачиваемого сильным февральским ветром. Дерево трещало, впуская упругие потоки воздуха вместе с угрожающим свистом. Открывал двери ногой, заглядывая в темные помещения по очереди. Скрип подгнивших деревянных половиц резал слух. А пальцы сжимали ствол в кармане. Хотелось крикнуть, но я молчал, наслаждаясь опасной игрой.

Шел, как ищейка, надеясь напороться на её запах. Она здесь… Я чувствую. Ладони горели от желания притронуться, сжать тонкую шею, ощутив, как усиливается ее сердцебиение. Я знал, где ее прячут… Но все равно осматривал все темные углы, словно оттягивая момент встречи. Ей, наверное, сейчас страшно… Не мог не улыбаться, представляя, как адреналин разгоняет кровь под ее бархатной кожей.

– Я же сказала, что не буду жрать ваши помои! – заорала ОНА, когда я подошел к последней двери. В дальнем углу, прямо на полу, сидела хрупкая фигурка. Огромный капюшон закрывал ее лицо почти полностью.

– Заткнись! – зашипел и, подскочив в один прыжок, зажал ее рот ладонью. Знал, что она готовится заорать, ощущал боль от ее острых зубов, наслаждался контрастной мягкостью губ. Ей хотелось заорать, конечно, на назло мне, им, да всему миру. – Живо за мной!

– Куда? – она захрипела и замерла.

Я чувствовал ее запах, ощущал дрожь бьющего через край возбуждения и страха. Она сотрясалась, пристально смотря мне в глаза. Спутанные волосы высовывались из-под капюшона. Сухие потрескавшиеся губы так и манили.

– За мной!

– И с тобой я никуда не пойду, – шептала она, повышая тон голоса. – Ублюдок ты, Лазарь. И ты, и твои друзья! Жаль, что вы все не сдохли, жаль, что вы все не сгорели!

– Заткнись! Чтобы я больше не слышал от тебя ни слова! Погибли люди. Ты будешь до конца жизни ощущать кровь на своих руках, слышишь?

– Ублюдки! – зашипела она. – Так вам и надо!

– Ну, все! – я достал из кармана моток скотча и заклеил ей рот. – Я не хочу слышать твой голос в ближайший час. Замолчи!

Перебросил ее через плечо и помчался по длинному коридору подземного амбара. Пол скрипел под нашим весом слишком громко.

Ветер ударил в дверь, открывая ее настежь. Сегодня я полюбил февраль. Сильные порывы сметали все на своем пути. Снег поднимался в воздух, обрушиваясь на глубокие следы моих ботинок на снегу, стирая запахи, кружил, путая самого себя. Я бежал, не чувствуя ног. Руками сжимал ту, ради которой бросил все в огонь… Все… Поздно. Назад дороги нет.

Она шла рядом. Молча. Плечом к плечу. Перелезала через поваленные сосны, пробиралась по глубоким сугробам, вскарабкивалась по обледеневшим каменным грядам, не издавая ни единого звука. Только рука… Тусклый свет фонаря падал на ее тонкие пальчики, покрасневшие от холодного ветра. Она то и дело касалась моей ладони, ища тепла и поддержки. Но так ненавязчиво, незаметно для себя самой.

Но не сейчас. Я был еще не готов отпустить и простить. Не готов забыть и поверить. ДА! Я ей не верил. Неосознанно искал признаки лжи, притворства. Меня разрывал гнев на самого себя. Внутри взрывались мысли, а первое место занимал главный вопрос: «Зачем я ввязался в это дерьмо, если нутром ощущал ее лживость? Зачем бросил всё к её ногам»?

Она опередила меня всего на пару шагов, лишь изредка оборачиваясь. Понимал, что делала она это специально, прекрасно осознавая господство своего соблазнительного тела над моим самообладанием, и признаться, это у нее получалось просто отменно. Не мог оторвать взгляд от ее мягкой, кошачьей походки, от длинных ног в облегающих легинсах черного цвета, от аккуратной попки, которую не могла прикрыть коротенькая куртка. Её длинные волосы, подхватываемые февральским ветром-задирой, взмывали вверх, щелкая обледеневшими прядями по ее соблазнительно длинной шее, оставляя розоватые полосы. Кровь бурлила, стремительно замутняя разум просыпающимся возбуждением. Плотная пелена застилала глаза, как театральный занавес, отсекая реальность. Оставалось только ждать звонка, как призыва к очередному театральному действу…

Нет, она не плакала, не задавала вопросов, лишь иногда хмурилась, недоверчиво осматривая меня внимательным взглядом. Она прижимала подбородок, пытаясь спрятаться от пронизывающего ветра, выбрасывающего вверх облака снежинок с примесью мелких льдинок. Я расстегнул куртку, набросив ей на плечи. Благодарный вздох вылетел раньше, чем хлесткие слова: