Я рисковал сломать себе руку (если уже не сделал это), и безуспешно дергаясь и выбираясь из машины, я почувствовал, как эта чертова женщина затаскивает меня обратно.
Уже отстегнув наручники каким-то неведомым образом. С трудом, но затаскивает.
Я поцарапал себе щеку о сверкающие кольца на безымянном пальце, я укусил ее за запястье, оказавшееся у моего рта, и только потом осознал это… и еще я орал что-то невнятное и бессмысленное, и она пыталась заткнуть меня, весом своего тела придавливая к сиденью.
Она не произнесла ни слова, она ждала, пока меня перестанет так нещадно трясти, и только после того, как я обессиленно обмяк под ней, лежа ничком, носом в диван, незнакомка обратилась ко мне, по-прежнему будоража нервы теплым дыханием, щекочущим шею.
– Отстаиваешь свою свободу? Говоришь, я не имею права тебя удерживать? У тебя было слишком много свободы – и как ты ей воспользовался? Ты доволен?
Я злобно пыхтел, но ничего не произнес вслух.
– Ответь мне, Виктор, доволен ли ты своей свободой?
Что за вопрос такой? Я не выбирал свободу.
Все сложилось так само: сначала приют, потом побег (уж лучше бежать, чем терпеть издевательства), потом улица – я уже три года так живу! Какой был у меня выбор?
В тот момент я всячески старался сделать вид, что ее вопрос ничуть не потревожил меня, но в глубине души поселилось беспокойство – а что, если она права?
– Уж лучше так, чем быть рабом системы и жить в розовых очках в обществе потребителей! – пробурчал я в сиденье.
– Ты это про меня что ли?
Мне показалось, или она рассмеялась? Она точно больная на голову.
Словно спохватившись, она приподнялась на руках, высвобождая меня из-под себя, присев рядом. Я осторожно повернулся и принял вертикальное положение, с опаской поглядывая на висящие на потолочной ручке браслеты.
– Зачем вам все это? – наконец, хрипло спросил я.
– Я уже говорила – я хочу тебе помочь.
– Какой от этого прок? Вы поможете мне, если просто отпустите и больше никогда не станете меня преследовать.
– Мне это не подойдет.
Я не мог вспомнить, сколько времени прошло с того момента, как она погналась за мной на вокзале, но ее красивое лицо будто стало знакомым – как же все-таки занятно устроен наш мозг.
Меня вдруг осенило.
– Я понял, – мои губы скривились в ухмылке. – Вы хотите отработать свое чувство вины на мне! Мне , – я выделил это слово специально, чтобы передразнить ее уверенный тон, – это не подойдет.
– Все не так просто.
– Да проще некуда, – парировал я, отнюдь не чувствуя себя увереннее, вновь разжигая конфликт, но желая вывести женщину на чистую воду. – Лучше подкармливайте птиц или спасайте бенгальских тигров – а я здесь не причем. Не тратьте свое время и силы – это не сработает.
Она внимательно разглядывала меня, и впервые за многие месяцы я различил не привычное отвращение и пренебрежение, а интерес.
Я боялся поверить, что она видит во мне нечто большее, чем просто бродячего мальчишку, ворующего сумки.
– Ты прав в одном: дав себе помочь, ты поможешь мне, – изрекла она.
– Вы не по адресу.
– Ты меня не слушаешь – мне нужен именно ты.
– Вы меня совсем не знаете.
И правда – я могу быть опасен; я могу, в конце-концов, сделать с ней что-нибудь – да что угодно – от грабежа до изнасилования!..
– Так дай мне себя узнать.
– Вы с ума сошли, – обреченно вздохнул я, опуская голову, пряча лицо в волосах. – В последний раз прошу – отпустите.
Я до самого конца сопротивлялся с каждой секундой нарастающему желанию просто отдаться с потрохами и позволить этой ненормальной сделать все, что она хочет. Уж не настолько плохи могут быть ее условия – а вдруг я тоже получу удовольствие от различного вида извращений?
Может быть, она просто попросит на нее помочиться – мне же уже когда-то предлагали педофильскую содомию… я, само собой, отказался (сбежал при первой же возможности), но теперь – другое дело.
Мое воображение уже разыгралось ни на шутку, и я поймал себя на мысли, что во-первых, судя по всему, ее предложение не будет иметь ничего общего с тем, что я себе напредставлял, и во-вторых, меня это почему-то расстроило.
– Я найду тебе дом, ты будешь в безопасности, – начала она.
Я замотал головой в протесте:
– Не трудитесь – мне и так хорошо.
– Я могу купить тебе одежду.
– Мне и в этом нормально, – пожал я плечами.
Я соврал, но дырявые летние кроссовки и старая толстовка – еще не самое дно.
Читать дальше