А потом в доме появилось это маленькое чудо, рыжее с зелёными глазами. Его, крошечного и дрожащего, принесла Гуля и, глядя в глаза матери, умоляющим голосом произнесла:
– Правда, хорошенький, мама?
Оля радостно выдохнула:
– Правда. Как назовём? – понимая, какое это счастье – быть хозяйкой в доме, принимать решения, без оглядки на кого-то, даже если это касается таких мелочей, как цветные коврики на полу, цветы на подоконнике или этот рыжий малыш, так уютно устроившийся на руках у ее младшей дочки.
Котенка назвали Мур и оборудовали ему местечко в коридорчике на старом ватном одеяле.
О Якове не было слышно ни слуху ни духу. Не было никаких обещанных денег в начале месяца. Они крутились на одну Ольгину зарплату, во многом себе отказывая, но это ощущение покоя и свободы не покидало, и каждый день, наполненный рутинными делами – работой, учебой, хлопотами по дому – был праздником. Лишь одна мысль занозой сидела в голове – что этот праздник может прерваться в любой момент.
Зима выдалась снежная и холодная, девчонки с удовольствием расчищали двор от снега, а рыжий Мур с интересом наблюдал за ними с подоконника. Он подрос и обещал превратится в крупного кота с загадочными зелёными глазами и блестящей шерсткой.
После Нового года Лариса Матвеевна попросила Ольгу задержаться после уроков. Они, как и в тот раз, пили крепкий чай в пустой учительской. Директриса хвалила успехи Влады, оценки которой улучшались с каждым днём.
– Способная она у тебя, – улыбнулась директриса. – Так пойдет – отличницей станет. Скоро седьмой класс, о будущем её что думаешь? – и, глядя в глаза Ольги, произнесла с нажимом:
– Учиться ей надо. Учиться. И не в училище, а в университете – в Ташкенте или Самарканде. Поступит шутя. Я таких знаю – они с характером. Всего добьются. Только хотеть надо.
Ольга почувствовала, как краска заливает лицо – от счастья и от гордости за старшую дочку.
– А Гульнора моя как? – спросила она, улыбаясь и пытаясь скрыть эмоции.
– Ну, Гуля твоя всем фору даст, всех построит. Но не о ней речь сейчас, пусть подрастает, мала ещё, чтобы планы городить, – Лариса Матвеевна помолчала. – Я о другом. О Якове твоём. Не хотела говорить, но да ты сама узнаешь. Сарафанное радио, оно без перебоев работает. А потому хочу сообщить тебе из первых рук, – она налила остывший чай, пригубила, отодвинула в сторону пиалу. – А дело так обстоит, Олюшка, – сменила она рабочий тон на домашний. – Семья там у Якова нарисовалась. Жил он сначала в общежитии, а сейчас у одной разведенной поселился. Она помладше тебя будет, с дочерью живёт. Вот и думаю – что ж это я натворила? Жену без мужа оставила. Детей без отца. Худо-бедно – семья была, а я ее фактически разрушила, вот этими руками, – она пристально смотрела на свои широкие ладони, не поднимая глаз.
– Да, что вы, Ларисочка Матвеевна, что вы такое говорите! Да вы не представляете, как мы зажили сейчас, без него.
– Я-то представляю, даже очень представляю. И мне кажется, что знаю больше, чем ты. Дай-то Бог, чтобы я ошибалась, – она задумалась, а потом подняла глаза на Ольгу:
– Ну, так не в обиде ты на меня? – и не дожидаясь ответа, произнесла, словно рассуждая вслух:
– Если так – развод тебе надо оформить. А то на сегодня ты – мужняя жена. Со всеми последствиями. Подумай об этом.
Ольга ничего не рассказала детям, хотя её так и подмывало поделиться со старшей дочерью. Но между членами их семьи установилось негласное правило: не вспоминать и не упоминать даже имени главы семейства. Ольга руководствовалась принципом: " Не буди лихо, пока тихо". Она суеверно боялась, что разговоры о нем каким-то образом навлекут его физическое появление в их доме. Обещал же он наведываться в гости.
Сначала она приняла это обещание за чистую монету и ожидала его в конце недели. Но прошел месяц, другой и стало ясно – не приедет. И никаких денег не пришлёт. Что все его обещания – болтовня, дырка от бублика.
С другой стороны – алименты на двух детей, они были бы совсем не лишними. Но в глубине души Ольга понимала, что, подав на развод, она только наживёт хлопот на свою голову.
Яков всегда был скуп и прижимист для семьи: даже любимую Гулю не баловал, и она донашивала одежду старшей сестры. Да и одежды толком не было – школьная форма двух цветов – коричневая на зиму и голубая – на весну, фартуки – черный и белый – на каждый день и на праздники. Ольга помнила, как приходилось выкручиваться, чтобы купить девочкам обувь и зимние пальто. Но голые-босые не ходили и в целом никак не отличались от соседской детворы. Им ещё повезло, её дочкам: она умела шить, и летом Влада и Гуля щеголяли в ярких ситцевых сарафанчиках на широких бретелях и с кармашками.
Читать дальше