Ирина Воробей - Понарошку?

– Она только вид делает, а так не заморачивается. Кажется, она работы даже не проверяет, только собирает и выбрасывает сразу в мусорку.

– Отлично.

Золотов опустил взгляд и задумался. Молчал спокойно. Внимание всех его не смущало. «Видимо, привык», – догадалась Саша.

– Но диплом у нее писать не стоит, рецензенты задротные, – вступила Миронова.

Каблуки тихо скребли по линолеуму. Она медленно шагала к последней парте, держа руки крестом под грудью. Бедра виляли сильно в стороны. Демонстрировали гибкость тела.

– Лучше к Федотову иди. Я у него в прошлом году курсач писала.

Она присела на соседний стол сбоку, свесив левую ногу, а второй уперлась в пол. Спину изогнула, чтобы выпятить грудь, которая пряталась в вырезе приталенной блузки. Лужин посмотрел на девушку с тоскливым желанием, сглотнул и отвернулся, как будто ему не разрешалось на такое смотреть и вообще запрещалось даже фантазировать.

– Я буду выбирать по теме, – сказал Золотов, уводя глаза в сторону от приторного внимания Мироновой.

– Еще у Гудиной все на расслабоне пишут, – зачем-то добавил Петровский и чуть не выронил телефон, пришлось сделать за ним выпад вперед и соскочить с парты.

Миронова хмыкнула.

– А самый строгий Горохов, к каждой запятой придирается, и сдавать по главе требует, – продолжил тему кто-то из ближайших соседей Золотова, Саша не успела разобрать, кто именно. – К нему попадают либо самые отбитые, либо последние в рейтинге, до которых всех нормальных преподов уже забили.

Саша оскорбилась. Она как раз собиралась писать диплом у Горохова. Тот был самым уважаемым профессором в университете и авторитетом в профессиональном сообществе. И темы у него были интересные, как раз про расследовательскую журналистику, которой она интересовалась.

– Спасибо, буду иметь в виду, – в голосе Золотова звучала улыбка.

И во всем тоне не слышалась спесивость. С парнями он говорил на равных, вполне приветливо. И улыбался без насмешки.

– Альбу ты, конечно, смачно описал, – досмеивался кто-то в углу, Саша по смеху так и не научилась определять однокурсников.

Остальные подхватили. Миронова тоже смеялась, то есть раскрыла рот и демонстрировала ровные зубы, но глазами внимательно за всем следила, особенно за Золотовым.

Когда лектор вошел в аудиторию, все затихли и расселись по местам. Новенький выдохнул. Саша отвернулась к доске.

После пар Золотова опять окружили. Миронова со своими лакеями в этот раз не успела. Другие девчонки, увидев, что новенький не так опасен и суров, как казалось изначально, и вполне разговорчив, подбежали к нему, стали о чем-то расспрашивать, задавать игривые вопросы, на которые он отвечал односложно, но спокойно. Ни на кого толком не смотрел, просто шел и тянул за собой толпу. Саша, следя за этим, все больше сомневалась в успехе задания. Подруги, которым она на это пожаловалась, смотрели с сочувствием.

– Зато у тебя есть серьезный повод к нему подкатить, – подмигнула Тоня, когда они шли по коридору за новеньким и его «фанатками». – Строго по делу. Я тебе даже немного завидую.

Саша смерила ее скептическим прищуром и помотала головой.

– Тебе надо в доверие к нему втереться, – посоветовала Катя. – Авось по дружбе все и выложит.

– Ага, конечно, – Саша глянула новенькому в затылок – черная голова медленно плыла над суетливыми девчонками, которые кружили подле него чайками. – Во-первых, у меня всего неделя. Во-вторых, там явно что-то серьезное, о чем не говорят первому встречному.

– Ох, загадочный красавчик, – Тоня томно вздохнула.

Когда подруги вышли на крыльцо здания, Саша услышала, как Золотов отвечает девчонкам:

– Да я напротив живу, так что пока.

Он кивнул на панельный дом через дорогу, плохо спрятанный за голыми деревьями, и двинулся туда, переходя в неположенном месте. Девчонки сначала удивились тому, как удобно он живет, а потом расстроились, что пойти с ним до метро не получится. Парень быстро скрылся в тени двора под аркой. Толпа зашевелилась дальше. Саша с подругами тоже направились к метро по заснеженному тротуару.

День стоял как в стихотворении Пушкина: мороз и солнце с голубыми небесами. Для Петербурга редкость. Такой достоин был увековечивания в памяти народа. Сашу слепил снег. Или все еще стоящее перед глазами лицо Золотова, такое же холодное и прекрасное. Волнение не отпускало. Тоня с Катей сплетничали.

– Бедный Вася, – жалела Катя, наматывая длиннющий вязаный шарф вокруг шеи по десятому слою. – Миронова его так беспалевно использует.