Татьяна Грачева - Сандалики

Викторович поспешно закрыл окна на экране ноутбука и развернулся.

– Между прочим, тебе заказал овощерезку, – немного виновато улыбнулся он. – Привет, Лёля. Как доехала? Резину меняла? Обещают, что буквально на днях к нам придёт зима.

– Не меняла ещё. Да я и езжу редко. Она заводится плохо.

– Посмотрю, что там с твоей машинкой.

Викторович поднялся, задвинул кресло, сложил ручки в подставку, выровнял стопку листков. Стол снова выглядел как выставочный экспонат из Икеи 11 11 Икея – основанная в Швеции нидерландская производственно-торговая группа компаний, владелец одной из крупнейших в мире торговых сетей по продаже мебели и товаров для дома. . Ни следа беспорядка: всё параллельно и перпендикулярно. Лёля саркастично хмыкнула: быстро мама выдрессировала отчима.

Викторович выскользнул из комнаты, чмокнув по пути жену. Нина Валерьевна нахмурилась, но в углу её рта притаилась улыбка.

Мама пересекла широкую гостиную, у стола оглянулась на Лёлю. Присмотрелась к ней внимательно, чуть сдвинула брови, набредя на какую-то неприятную мысль.

– Почисти картошку, будем запекать в духовке. Салат я уже сделала, осталось только заправить.

Лёля надела фартук, вымыла руки и приступила к выполнению задания. Мама расставляла на столе тарелки, не переставая поглядывать на дочку.

– Ты куда столько срезаешь? Горох останется.

Лёля заметила, что, задумавшись, ополовинила картофелину. Неумение экономить Нина Валерьевна причисляла к смертным грехам, и Лёля постоянно носила звание грешницы, потому как экономить не умела совершенно.

Когда Лёля поставила противень в духовку, мама наконец начала традиционную воспитательную беседу о бессупружнем существовании дочери.

– Как Герман поживает?

Прежде чем ответить, Лёля заняла руки протиранием бокалов. Вроде бы безобидный вопрос на самом деле содержал скрытый смысл. Герман сам по себе маму мало интересовал, а вот по отношению к Лёле – очень даже. Уже почти семь лет как Лев впал в немилость. Поначалу Нина Валерьевна возлагала на него большие надежды, радовалась возможности пристроить мягкохарактерную дочь под крыло перспективного спортсмена. В разрыве отношений винила Лёлю и, когда он вернулся в жизнь дочери, активизировалась в попытках сбыть её замуж.

Через год она поняла, что лучший друг дочери расставаться с этим невразумительным статусом не намерен и связывать себя семейными узами не планирует. Герман тут же разонравился Нине Валерьевне. Теперь его репутацию могло бы спасти только предложение руки и сердца на фоне Эйфелевой башни и желательно с объявлением об этом событии по центральному каналу.

Лёля отставила хрупкий бокал в сторону и взялась за следующий.

– Герман вернулся с соревнований. Его ребята победили.

Нина Валерьевна взяла вытертый дочерью бокал и покрутила его на свету. Чуть поджала губы и принялась вытирать заново.

– Тебе уже тридцать лет, это, знаешь ли, не тот возраст, когда строят планы. Пора их уже осуществлять, а не грезить о радужном будущем.

– Мне двадцать девять, – поправила Лёля.

С цифрой тридцать она никак не хотела соглашаться, открещивалась от грядущего юбилея с каждым днём всё яростней.

Нина Валерьевна молча перетёрла за Лёлей все бокалы, подсунула салфетки и продолжила воспитательную беседу:

– А что насчёт работы? Пора подумать о более серьёзной должности с возможностями карьерного роста.

– Мне нравится работать в магазине, – попыталась оправдаться Лёля. – Зарплата там…

– Знаю, знаю, – бесцеремонно перебила Нина Валерьевна. – Только из-за зарплаты я согласилась. Но ты же не планируешь до конца своих дней проработать кем-то в роде «принеси-подай»?

На какое-то мгновенье в Лёле вспыхнуло непривычное желание возразить, но осуждающий взгляд мамы погасил его мгновенно. В чём-то она была согласна с родительницей: работа не приносила наслаждения, оставаясь источником дохода и не более. От мысли, что и в сорок лет она будет противостоять маниакальной жажде Василия Николаевича облачится в крокодиловый монолук 12 12 Монолук – однотонный наряд, зачастую из одного материала. , становилось грустно. А вот чего она хочет на самом деле, в чем видит своё призвание, Лёля не знала. Да и времени разобраться в собственных желаниях всегда оказывалось недостаточно: с одной нелюбимой работы она мигрировала на другую без передышек в виде безработицы.

– Не собираюсь, наверно, – неуверенно проговорила Лёля.