Алина Аркади - Стечение обстоятельств

Что он сейчас делает? О чём думает? К кому спешит?

Удивительно, но, когда появляется мысль о спасении, возникает ассоциация с Глебом – сильным, уверенным, решительным. За спиной такого мужчины хочется спрятаться, предоставив ему возможность распоряжаться каждым твоим шагом и бездумно топать в указанном направлении, не оглядываясь назад.

Возможно, останься я тогда, чтобы дождаться его пробуждения, сейчас всё было бы по-другому… Но сожаления бессмысленны, а маховик времени невозможно отмотать назад, чтобы выбрать другой, более рациональный и обдуманный вариант развития событий. Что сделано, то сделано – точка. Судьба свела нас на одну ночь, с лёгкостью избавив друг от друга с восходом солнца и направив по другому пути. И что бы ни произошло в дальнейшем, каждый день я буду открывать знакомую дверцу, чтобы вдохнуть почти исчезнувший аромат мужчины, дарованного мне на одну ночь.

Глеб

Не люблю приезжать в компанию отца. Огромное стеклянное здание, будто аквариум, в котором плавает офисный планктон. Всё просматривается насквозь, нервируя открытостью и прозрачностью. В моём кабинете всегда царит полумрак.

– Привет, – врываюсь в кабинет без стука. Сам звал.

– Да неужели! – откидывается на спинку кресла. – Не прошло и… – сколько? Недели? – прежде, чем ты почтил меня своим присутствием. Я-то думал, уже после Нового года заявишься, не раньше. А ты даже в этом успел. Похвально, – хлопает в ладоши.

– Закончил с наигранными приветствиями? – Кидаю пальто на диван, усаживаюсь, раскинув руки в стороны. – Кстати, – оглядываюсь, – мы будем говорить тет-а-тет? – Удивительно, что правой руки отца нет месте, обычно помощник ни на шаг не отходит от босса.

– Сегодня да. Лев отлучился… по срочному делу. Будет позже.

– Так что за срочность?

– Срочность? Было бы срочно, сам к тебе приехал. А тут так – серьёзный разговор, который терпит твоих опозданий.

– Что за проблема?

– Жениться тебе надо.

– О как! С чего вдруг?

– Сына, а тебе годиков сколько? А?

– Тридцать четыре.

– Тридцать пять через месяц, – указывает на меня пальцем, напоминая о «праздничном» дне, который я никогда не любил. – Ты как-то устраиваться думаешь?

– Я вполне устроен.

– А устроен, по-твоему, это что? Своё дело и каждые выходные разная девка?

– И что плохого?

– Плохого? Ничего. – Поднимается, огибает стол, опираясь на край так, что возвышающаяся надо мной фигура, давит, раздражая. Терпеть не могу, когда кто-то стоит, когда я сижу. Делаю попытку подняться, но в меня тут же прилетает: – Сидеть! Глеб, ты старший, и всё, что я заработал и создал, перейдёт тебе, а дальше, если правильно, твоим детям.

– Я семью и детей не планирую. Ни сейчас, ни потом. Обратись к Косте.

– Ты прекрасно знаешь, что это невозможно! – рычит, повышая голос. Я знаю, куда бить.

– О, прости, я совсем забыл, что младший брат у нас пи…

– Глеб!

– Ладно-ладно, – поднимаю руки, – заднеприводный, скажем так, – ржу в голос, отчего на лице отца нервно ходят желваки.

– Именно поэтому вся надежда на тебя.

– Надежда на что?

– На внуков! Не прикидывайся идиотом, – тяжело вздыхает, почти стонет, возвращаясь в кресло. – Никто не заставляет тебя быть примерным мужем. У меня много друзей, большинство из них имеет дочерей. Присмотрись, оцени, выбери хорошую девочку помоложе, которую можно подмять под себя. Немного внимания, подарков, безлимитную карту в зубы, и пикнуть не посмеет, заглядывая тебе в рот. Периодически дома появляйся, иногда разговаривай и про детей не забудь.

– А вот этого мне не надо!

– Молоденькой девочки?

– Детей не надо.

– Твоё дело – сделать. С остальным я разберусь как-нибудь сам.

– Сам? А может, сам и сделаешь? – подмигиваю отцу. – А что? Ты ещё вполне ничего. – Окидываю взглядом своего старика: статная седина, минимум морщин, подтянутое тело. – Сотрудницы откровенно слюни пускают. Ноги не раздвигают на входе в кабинет?

– Рот закрой! – гаркает так, что по телу проносится разряд, отрезвляя. Черта. Ещё шаг – и отец перекрутит меня в мясорубке своего гнева. – Хорошо, Нина тебя не слышит, иначе это было бы последнее, что ты сказал. Или последнее, что бы ты сказал не калекой.

И мы оба знаем, о чём он говорит – с мамой шутки плохи. Язык острый, рука тяжёлая, видит насквозь – не скрыться. В детстве по взгляду понимала, когда мы с Костиком проштрафились, а если соврали… Наказание было таким, что слово опасались выдавить из себя, лишь жалобно пищали. А если уж мама не в духе или того хуже – злая, весь дом ходил по стеночке, дышали через раз и разговаривали шёпотом.