Элиз Вюрм - Унгехоер. Книга 2

Тебе, моя любовь, всегда – Тебе!

«я прикасаюсь к твоей униженности и унесённости

как к ветхому, многострадальному завету

у меня свои часы

пришествия к тебе

линиям, губам и силуэту

свои часы,

чтоб воспевать тебя» 1 1 Мина Мискин

Она ударила его, – своим маленьким кулачком, ударила в грудь.

Она плакала – в её глазах были негодование и любовь.

Он подумал, – Где ты была раньше со своей любовью? Почему трахалась с другими?

Ему даже стало смешно; столько негодования из-за того, что…

– Отняли игрушку? – Подумал Риг. – Не очень любимую, но свою, игрушку.

Ему захотелось сказать ей; в какой момент (когда) ты стала считать меня дураком? Дураком, который не понимает, что женщина, которая любит секс, не может жить без него месяцами!

– А ты? – Сказал ему внутренний голос. – Ты перед ней не виноват?

– Виноват, – Подумал Риг. – Я мало с ней спал. Я сам мудак!

Он сказал жене:

– Я – мудак, Мона. Прости меня!

Она посмотрела на него расширившимися от удивления, глазами.

– Значит… Вернём всё взад 2 2 Мона иронизирует ?

Риг засмеялся.

А потом:

– Нет, дорогая, не вернём – поздно!

– Почему, Риг? Почему «поздно»?

Она подняла руку, прикоснулась к его скульптурно красивой шее, с крупным адамовым яблоком.

– Ты так любишь этого мальчика, что готов спустить наш брак в унитаз?

Как ласково Моника сказала ему это…

– Да. Да, Мона. Я не влюблён – я люблю.

Он тоже был с ней ласков – разлюбил!

Он почувствовал ненависть к себе – к своему существу: почему разлюбил?! За что?! Когда?!

– Из-за других? – Спросил Риг сам себя. – Из-за того, что она была с другими?!

– Да, – Подумал он. – Да!

В душе он не мог ей этого простить – понимал, что работая с мужчинами моделями, трудно удержаться, а простить не мог!

Риг подумал, смотря на свою хорошенькую брюнеточку, – Когда ты изменила мне в первый раз? Почему?!

– Потому, что ты – мудак, – Сказал ему внутренний голос. – Всё просто!

Он улыбнулся.

Посмотрел на неё с нежностью.

– Ты очень красивая женщина, Мона, – у тебя всё будет хорошо!

– А у тебя?!

Она посмотрела ему в глаза.

– У тебя будет всё хорошо?

Ригу захотелось сказать ей:

– Я умею любить – это меня обнадёживает.

Моника посмотрела на него с удивлением.

– Почему? Он… Из всех, он. Тебя окружает столько мужчин, а ты полюбил его… Что в нём есть такого?!

Он улыбнулся, улыбнулся задумчиво и мягко.

– Ари с другой планеты, Мона. Я счастлив, когда я рядом с ним, а он – рядом со мной. Я счастлив с ним, как когда-то был счастлив с тобой!

– Я ничего не понимаю! – Больно сказала она. – Почему я больше не могу сделать тебя счастливым?!

– Я изменился, Мона, – люди меняются…

– Не расставайся со мной! Хочешь, люби кого хочешь! Но не расставайся со мной!

Риг нежно погладил её по щеке.

– Я всегда был с тобой честен, – предельно, честен. Я никогда тебя не подводил, не позорил, не бросал… Почему же ты ждёшь, что я буду нечестен с другим человеком? Разве это не жестоко?!

– Я не понимаю твоей любви к нему, Риг!

– Не нужно ничего понимать, Мона, – даже меня, не нужно! Просто… не ненавидь меня – останься! Останься в моей жизни. Останься как близкий человек – ты мне очень нужна!

Моника заплакала вновь.

– Для чего «нужна»?!

Он обнял её, ласково погладил по голове – по чёрным волосам, которые так ему нравятся!

– Ты – мой родной человек! Ты всегда будешь для меня родной! Я могу жить без тебя, но не хочу!

Ари ждал Рига, который пошёл поговорить со своей женой. Он вспомнил, как спросил его « – Что ты скажешь ей? Что ты хочешь ей сказать?».

– Что люблю, – не как женщину, но как близкого человека…

Риг посмотрел на него.

– Она всегда будет мне близка, Ари!

– Я знаю. – Понял его, он.

– Знаешь? – Удивился Риг.

Ари захотелось сказать ему:

– Помнишь «Кристину» Амедео? Я не знаю, что их связывало, не знаю всей истории, но… Что нужно почувствовать к другому человеку, чтобы так его (её!) нарисовать? Наверное, сродство сродни трагедии…

Риг сел на кровать, рядом с ним (Риг фактически принёс его в номер после того, как он чуть не утонул).

– «Сродство сродни трагедии»?

Риг посмотрел на руку Ари, лежащую на одеяле, вспомнил «Бретелька сорочки, съехавшая на плечо… Девушка, хозяйка этой бретельки – тоненькая как птица, с глубокими тёмными глазами…».