Я буквально отпрыгиваю от Эштона и пытаюсь скрыть своё замешательство и алеющие щёки откровенным враньём:
— Ты чего?! С ума сошёл? Разбиться хочешь?
Эштон смотрит на меня со странной ухмылкой и выглядит так, будто всё понял и знает, что произошло секунду назад в моём теле и всё ещё продолжает происходить.
— Испугалась? — спрашивает неожиданно ласково, таким странно нежным бархатным голосом, какого я и не подозревала в нём.
— Тьфу, на тебя! Конечно! Тут же высоко, если не разбиться, то покалечиться точно можно! — отвечаю, вполне убедительно имитируя полнейшую незаинтересованность его животом, но мой взгляд предательски соскальзывает с его лица и мгновенно упирается в то самое место. Его джинсы… Он носит их слишком низко, слишком интимно это выглядит. Я отворачиваюсь и пытаюсь замять свою неуклюжесть словами:
— Тебе точно не холодно?
— Нет.
Его голос опять такой же ледяной, как и прежде, словно и не было этого мимолётного мгновения мягкости и чуткости с его стороны, словно бы произошедшее и вовсе мне просто привиделось.
Какое-то время мы в полнейшей тишине развешиваем гирлянды, Эштон всё делает сам, а я иногда прошу его помочь мне куда-нибудь дотянуться. Именно «куда-нибудь», потому что это совершенно не важно, и я всего лишь пытаюсь начать с ним беседу. Любую. Ни о чём. Только бы он не молчал.
— Как тебе Вашингтон?
— Нормально.
— Красиво здесь, правда?
— Красиво. Но дома всегда лучше.
— Скучаешь?
— Да.
— А знаешь, где находится самое красивое место на Земле?
— Где?
— В Байрон-Бэе. Мы там отдыхали с родителями два года назад. Я просто влюбилась в тёплое море, пляжи, пальмы… Ты будто из реального мира попадаешь в счастливый сон, и в нём так спокойно и так красиво!
— Не знаю, не был.
— А знаешь, где это?
— В Австралии.
Я удивлена: если он не был, тогда откуда знает? Спрашиваю:
— Байрон-Бэй — не самое знаменитое место на Земле, странно, что ты знаешь о нём.
— Люблю географию.
И снова молча растягивает гирлянду по стальным поручням нашей стеклянной террасы.
— Меня родители хотят отправить на учёбу в Европу. Ну, не настаивают, конечно, говорят: «выбор за тобой», но я знаю, что они правы. В Европе образование лучше. Странно, кстати, что ты сюда приехал учиться.
Эштон оставляет это моё соображение без комментария, продолжая всё так же молчаливо развешивать гирлянды по перилам, соединять их друг с другом, проверять, работают ли они, а если нет, то искать места разрывов.
Но я не сдаюсь:
— Ты… ты не слишком часто приходишь к нам…
— Времени нет.
— А с отцом тоже не встречаешься?
— С ним видимся.
— Часто?
— Иногда.
Внезапно Эштон спрыгивает с перил, подходит ко мне вплотную и странным, почти вызывающим тоном сообщает:
— Он купил мне квартиру.
Я улыбаюсь. Почти как дурочка.
— Ну… это же здорово! Иметь свой дом, я имею в виду. Можно позвать гостей…
— И машину. Крутую такую тачку, тысяч за сто.
— У нас без машины сложно, — тут же отзываюсь. — Мне в этом году тоже уже можно получать лицензию, но папа… Алекс против. Говорит, это небезопасно в Сиэтле. И у нас же Стэнтон всё равно отвозит Лурдес и Аннабель в школу, так что… Я пока без машины, — улыбаюсь во весь рот.
Сама не понимаю, почему так сильно стараюсь ему понравиться. И, кажется, чем упорнее он отталкивает меня, тем сильнее мне хочется к нему приблизиться!
— Я ненавижу гостей! — неожиданно заявляет.
Мои брови взлетают в недоумении.
— Ты сказала, своя квартира — это возможность принимать гостей, так вот: я ненавижу гостей.
— Почему?
— Потому что они хитрецы. Входят в твой дом, трогают твои вещи, а потом просто сваливают. И забывают о тебе сразу же, как захлопнется твоя дверь.
— Не все такие. Есть хорошие, добрые люди. Если не общаться, не дружить ни с кем, то можно же совсем одичать!
Эштон отходит от меня, распечатывает новую коробку с гирляндами, некоторое время распутывает их, затем неожиданно продолжает наш диалог:
— И что в этом плохого?
Я даже не сразу сообразила, к чему именно относился этот вопрос.
— В чём?
— В дикости.
— Ну… Одному ведь плохо… Не с кем поговорить, поделиться своими проблемами, попросить о помощи… Да и просто поболтать за чашкой чая!
— Вы все тут пьёте только кофе.
Последнюю фразу он произнёс словно с ненавистью.
— Или кофе… Какая разница. Дело ведь не в этом, дело в тепле, которым люди согревают друг друга!
Читать дальше