Елена Константинова - Жизнь как жизнь и фэн-шуй в придачу

Ксюша помолчала.

— Ну, и?

— А что — «ну и»? Знаешь, самое интересное, этот Женька не таким уж гадом оказался, как мы думали. Когда разборки у директора начались, даже сказал, что сам виноват, потому что первый начал. То ли и вправду перевоспитался, то ли притворяется. Да какая разница? Все равно, все на ушах теперь стоят.

И вот теперь мне предстояло объяснение с учительницей. Похоже, придется доказывать, что моя дочь — не хулиганка, по которой плачет исправительная колония, а — нормальный подросток, жаждущий справедливого устройства мира. Что-то часто от меня в последнее время стали требовать подтверждения нормальности моих детей. Я-то все понимаю, но со стороны педколлектива, пожалуй, наша семейка выглядит далеко не лучшим образом.

Варвара рассказала об инциденте чуть ли не с сочувствием. Видно, всех, и учителей в том числе, изрядно допек мальчик Женя из 10-го «В». Почему-то мне показалось, что в голосе учительницы промелькнуло что-то, похожее на удовлетворение. Что ж, учителя — тоже люди, и никакие человеческие эмоции им не чужды.

— Женин отец — человек, обладающий большими деньгами, а главное — связями, при большой амбициозности и скандальном характере. Речь даже не о том, пострадал или нет его мальчик, речь о том, что ПОСМЕЛИ связаться с ним, неважно, что — дети. И теперь он жаждет крови, требует как минимум отчисления из школы всех участников драки.

— Но это же несерьезно! Да, драка — не метод решения конфликтов, но, насколько я знаю, никаких телесных повреждений не было ни у кого, и у Жени — тоже. Исключая синяки, конечно. Тем более что такое у нас — в первый раз.

— Да знаю я, знаю. И все мы знаем. Но мы уже имели печальный опыт общения с Силкиным три года назад. Могу вам обещать, что нервы и нам, и вам, и детям еще помотают основательно. Так что — готовьтесь.

Утро было великолепным. Я вообще обожаю вечер пятницы и утро субботы. С пятницей — понятно всем, кто каждое утро бежит на работу и отсиживает там положенные девять часов (часы работы плюс обеденный перерыв), возвращаясь домой, чтобы приготовить ужин, накормить голодное семейство, убрать после этого действа на кухне и, успев провернуть минимальный набор необходимых дел (типа проверки уроков, достирывания, доглаживания того, что не успела постирать и погладить в выходные, но что срочно требуется на завтра), свалиться для восстановления сил к следующему рабочему дню.

Вечер пятницы означает, что завтра (и послезавтра!!!) тебе не надо вскакивать по звонку будильника в полшестого, а можно спать (о, роскошь!) до семи (дольше — нельзя, а то дети в уютной тишине благополучно продрыхнут до четвертого или пятого урока. А там уже в школу и идти-то незачем!).

Вечер пятницы означает, что впереди у тебя два дня, в которые ты не будешь видеть осточертевших физиономий своих коллег, тупо выполнять распоряжения начальства, а вольна провести это время по своему усмотрению. Правда, гениальный классик заключил когда-то, что свобода — есть осознанная необходимость. Но всегда же лучше, если степень этой необходимости для себя определяешь ты сама, верно ведь?

Как-то мы в своем рабочем коллективе провели тест, выуженный из какой-то популярной книжонки по психологии. Тест был полусерьезный-полушутливый, вопросов было около трех десятков, ответы варьировались в самом широчайшем диапазоне. И только на единственный вопрос ответы были абсолютно единодушны. Вопрос был: «Ваш любимый день недели». Ответ: «Вечер пятницы».

Ну, а субботнее утро замечательно уже тем, что, почти выспавшись до семи часов утра и вытолкав детей, наконец-то, в школу, ты остаешься одна дома! О, это восхитительное состояние одиночества, то есть покоя и свободы! Дома — тишина, никто не кричит, никто ничего не требует ни друг от друга, ни от меня! Блаженство!

Вдоволь наблаженствовавшись за чашечкой кофе и очередным детективом, я справедливо заключила, что отдых — отдыхом, но пора и честь знать. То есть сбегать на базар, потом заняться кухней, стиркой, ну, и далее — как обычно.

А вообще — надо уметь радоваться жизни, любой малости. Вон, как одна моя подруга, Анюта Короткина. У нее трое детей (чуть меньше, чем у меня, но если вы обзавелись вторым, то дальше — ребенком больше, ребенком меньше — особой роли для состояния вашей нервной системы уже не играет) и вечно где-то пропадающий муж. Старший сынуля постоянно вляпывается в какие-нибудь неприятности, причем разбитые окна и подожженные соседские двери сменились драками с последующими приводами в милицию и прочими подобными удовольствиями. А еще у Анютки есть дочка, родившая в шестнадцать лет ей внучку, и восемнадцатилетний зять. Все они живут вместе, в одной квартире, со всеми вытекающими отсюда последствиями.