Елена Константинова - Жизнь как жизнь и фэн-шуй в придачу

На следующий день возле кабинета директора меня встретил весь Вовкин класс в полном составе.

— А нас Виктоша отпустила. Сказала: для уточнения состава преступления и моральной поддержки преступника.

У меня даже на душе потеплело. Пока есть такие учителя, дети не удерут из школы, как из лепрозория, куда их, здоровых, сунули для проведения эксперимента на выживаемость.

— Вы не волнуйтесь, Вовка не виноват, это Витька сам придумал прыгать. Не умеешь — нечего лезть, а то сам потом в гипсе прохлаждается, а на других стрелки переводят, — дети галдели, сбивая дрожь, которая колотила меня со вчерашнего вечера. И на приглашение войти в кабинет ввалились туда вместе со мной.

— Я, кажется, пригласил только Вовину маму, — грозный директорский тон произвел на деток впечатление не большее, чем призывы спикера парламента на развлекающихся депутатов. О, времена! Мы, школьники семидесятых, были бы уже полупарализованы и тихими тенями просочились вон из кабинета. Да мы бы вообще туда не зашли! А эти…

— Вячеслав Михайлович, поймите, мальчики поспорили. Витя сказал, что Вова — трус и не прыгнет. Вы бы сами, что, не прыгнули? Ну, если б вам сказали, что вы струсите. Не прыгнули б? Вы б тоже прыгнули, чтоб доказать.

— Я что, похож на идиота? — заинтересованно спросил директор школы.

— Ну при чем здесь — идиота?! У Вовки выбора не было, вы ж понимаете. Это же дело чести.

— А ногу-то сломал Витя.

— Никто ж не виноват, что там кирпич был. Вячеслав Михайлович, это же просто случайность.

— А если бы они с пятого этажа прыгать стали? И шеи себе поломали? — Мысли директора просто удивительно совпадали с моими. Школа-то — пятиэтажная.

— Но они же не дураки? Да и мы бы им не позволили! — горячилась симпатичная девочка в юбочке чуть ниже пояса.

— Ты, Марина, слишком уж защищаешь этого…

Марина? Я уставилась на девочку во все глаза. Попробуйте обвинить меня в любопытстве. Вячеслав Михайлович чуть заметно улыбнулся. Что, директор школы в курсе нюансов любовных взаимоотношений между учениками? Похоже, в курсе.

— Вячеслав Михайлович, Вовка — молодец, он доказал, что не трус. И Витька сам виноват. Он первый придумал, — дети наседали на директора, как молодые петушки. Еще чуть-чуть, и докажут, что Вовка — герой районного масштаба, почти достойный лавровых венков, а пострадавший Витя — злостный подстрекатель, толкающий благородных мальчиков на нехорошие поступки.

Директор незаметно посмеивался, стараясь удержать строгое выражение лица. Я с заднего плана тихо наблюдала за этим разгулом демократии. Господи, как хорошо, что здесь нет Витиных родителей!

— Как хорошо, что вас не слышат Витины родители! — вслух отозвался на мои мысли директор. — Они сейчас бегают по больницам и аптекам и переживают — очень сильно переживают! — за своего ребенка. И я считаю, что виноваты в том, что случилось, не эти двое, а все вы! Вы были свидетелями, а значит — и участниками этого дурацкого пари. Никто не попытался остановить их. Так? — он просканировал взглядом притихших одноклассников. — Случилось то, что случилось. И каждый из вас несет за это личную ответственность. Значит, так, класс до конца года ежедневно после уроков вылизывает школьную территорию. Чтобы не только кирпичи под ногами не оказывались, но и пылинки над асфальтом не пролетали. Дальнейшие наказания будут оглашены потом. Свободны. — В голосе лязгают средневековые мечи, глаза… Во всяком случае, я бы не хотела попасть под такой взгляд. Где тот добродушный всепонимающий наставник, которого мы видели тут минуту назад?

На полусогнутых, смешавшись с детской компанией, я вывалилась в коридор.

— Что я тебе говорил? Все обойдется! Он — классный мужик, — возбужденно переговаривались дети. — Поорет, конечно, так должность у него такая. Пошли в буфет, пока урок не кончился. А то потом набегут…

Табун Вовкиных одноклассников унесся вдаль по школьному коридору. А я тихо пошла восвояси.

И зачем надо было меня вызывать? Ведь между мной и директором не было сказано ни одного слова. Нет, вру, одно было: «Здравствуйте». Потом шла разборка, театр, спектакль, собрание, на котором я была зрителем, попрощаться же я не успела, торопясь выскочить из кабинета, пока директорский взор не остановился на мне и директорский гнев не обрушился и на мою голову.

Ну, ладно, это я с непривычки, с детей вон как с гуся вода. Но ему-то зачем это нужно было? Главный (и, судя по всему — вон как к нему относятся и учителя, и дети — любимый) воспитатель детских душ во вверенном ему заведении, неужели он не видел разницы между общением с проштрафившимися детьми и общением со взрослой независимой женщиной? Или у меня на лбу написано, что со мной можно так обращаться? Нет, несмотря на солидный уже родительский опыт и достаточное все-таки количество детей, всех тайн педагогики мне не осилить никогда.