Надежда Волгина: Целительница

Удары в дверь становились ощутимее, как и гомон во дворе.

— Федь, айда бревно с моего огорода притащим. Дверь ломать будем.

— Спятили, ироды?! Чать, сама откроет. Чего хату-то рушить? Хоть и ветхая, а простоит еще не один десяток лет.

Спасибо, баб Маш, опять выручила. Наш человек! С первого взгляда понравилась Вере, хоть и суровая внешне. А в душе мягкая. Вон как успокаивала, чаем с пирогами отпаивала, когда на душе паршиво было, хоть в петлю лезь. Хорошо, что окна зарешечены. Уж зачем эта мера понадобилась бабке не известно, но в любом случае оказалась как нельзя кстати.

— Верка! Да помоги же! Не видишь, не могу сдвинуть?! — просипел Макс.

Про него-то она и забыла. Только сейчас сообразила, что тот уже какое-то время пыхтит в углу, перед массивным комодом. Старинный рыжий шкаф на кривых ножках уже придвинут к двери. Такая же древняя кровать с панцирной сеткой и круглыми набалдашниками по краям спинки, тоже. Комод-то зачем? Хотя, удары перестали быть предупреждающими. Судя по грохоту, дверь намеревались выбить.

Вера встала из-за стола, вытерла злые слезы и решительно направилась к комоду, представив, что это и есть враг, которого она сейчас сокрушит. Протиснувшись между ним и стеной, она уперлась руками в шершавую деревянную поверхность, ногой в стену и толкнула со всей дури. Раздался омерзительный скрежет, и комод резко выехал вперед, оставляя глубокие борозды на крашеном деревянном полу.

— С ума сошла?!

Макс сидел возле противоположной стены и потирал голову. Рядом валялся приличных размеров Николай Чудотворец в массивном, под золото, обрамлении.

— Прости. Не рассчитала. Жить будешь, — заключила Вера после беглого осмотра большой шишки на его голове. — Руку давай.

Если Макс и обиделся, то виду не подал. Да и некогда было. В дверь продолжали колотить, и крики не смолкали.

— Матушка, Вероника, открой, Христом Богом прошу. Открой, твою мать!

— Матушка?! — одновременно повторили Макс и Вера, уставившись друг на друга огромными глазами.

— Час от часу не легче! — пробормотала Вера. — Что дальше?

Макс дотолкал комод до двери и оглянулся. Остался только стол. Но по какой-то причине ножки его были надежно прикручены к полу.

— Все! Больше двигать нечего, — вздохнул Макс, сдувая брюнетистый локон с мокрого лица. — Слушай, а может того… заговоришь их?

— Совсем крышу снесло? Каким это образом?

— Ну ты же вроде научилась…

— Макс, не смеши мои тапочки! Это же придурь, не серьезно.

— Да? А это тогда что? — он указал на дверь. — Сон что ли? Или всеобщее помешательство?

— Не знаю.

Вера опустилась на стул, но тут же подскочила — в дверь так стуканули, что затрясся весь дом, и стекло в шкафу пошло мелкими трещинами. — Давай, попробуй, — настаивал Макс. — Вдруг получится.

Получится или нет, размышлять было некогда. Удары сыпались теперь один за другим. Дверь трещала, стекло в шкафу раскрошилось и высыпалось, а крики становились все громче. И матушкой ее уже больше не называли, все больше материли. Делать нечего. Стараясь не обращать внимания на шум, Вера остановилась перед баррикадой, вытянула руки в сторону двери ладонями вперед и закрыла глаза.

— Убирайтесь вон! Заклинаю! Все вон! Прочь с моего огорода, от дома, со двора. Забыть дорогу сюда. Повелеваю!

Повисла тишина. Вера открыла один глаз и посмотрела на Макса, который, казалось, даже дышать забыл. — Получилось? — шепотом спросила она.

— Вроде того…

И тут началось!

— А ну, хватай! И… раз! И… два! Веселей давай! Вышибай!

Дом трясся, грохот стоял невыносимый. Мебель уже отъехала от двери и во все стороны летели щепки.

— Быстро в подвал! — скомандовал Макс. — А смысл?

— Будем решать проблемы по мере их поступления.

Он схватил Веру за руку и потащил в другую комнату. Откинул видавшую виды пыльную дорожку, пыхтя, отодрал крышку подпола и первый полез в темноту. Из дыры потянуло влагой и почему-то грибами. Страшно было туда спускаться, но делать нечего. Вера продолжала передвигаться на ощупь, когда услышала, как захлопнулся люк.

— Все. Я запер нас изнутри, — где-то рядом сказал Макс.

— Навеки вечные, — как эхо подхватила она.

Темень, сырость, страх и неизвестность. Не нащупав очередную ступеньку, она полетела вниз, прощаясь с жизнью. И последняя мысль мелькнула в ее пропащей голове — будь проклят тот день, когда она в это ввязалась.