Дмитрий Быков - 66 дней. Орхидея джунглей (под псевдонимом Мэттью Булл, Элия Миллер)

Ах да, Эрл... он ведь, кажется, что–то ей предсказал... нет, не знаю, не помню, не буду об этом думать.

— И что ты предлагаешь?

— Ничего особенного. Надо будет все это перевесить, отобрать самые удачные работы и сделать второй вернисаж. Со скандалом. С пьяным Сен-Клером. Я не знаю, с кем еще, — обзвони всех. Но что–то сделать необходимо, — иначе мы в яме.

— Хорошо, — равнодушно сказала она.

— Но пойми: я не заставляю тебя заниматься всей этой ерундой... и вообще... Мне кажется, тебе следовало бы после всего этого как следует отдохнуть, и, видит Бог, у тебя будет такая возможность... Только напрягись и сделай на этот раз по высшему разряду. Ладно?

Первый вернисаж она организовывала до Джонни. Второй будет после. Это к лучшему.

В тот же вечер она обзвонила друзей, сговорилась с Дженнифер и пыталась дозвониться Молли, которой не было ни на работе, ни дома. Не могла же она уехать, черт побери! Впрочем, не к спеху. Наглотавшись снотворного, почти не приходя в себя весь день и оглушая себя на ночь, она упала в кровать и заснула мгновенно.

С утра, входя на службу, она с ужасом заметила, что с другой стороны к дверям приближается ничего не видящий, как всегда, отрешенный, гордо закинувший голову Брюс с необъятным букетом роз.

Господи! Что угодно, только не это! Только не видеть его, только не говорить с ним сейчас — после очередного поражения...

— Молли! — Элизабет кинулась к ней, уже сидевшей на обычном месте, напротив ее собственного стола. — Молли, детка, там... Там Брюс! Сделай что–нибудь, я не могу с ним сейчас говорить!

— А он не к тебе, — абсолютно спокойно проговорила Молли, раскрывая пудреницу и начиная подкрашиваться перед зеркальцем, на котором тонким розовым слоем лежала пудра. — Он ко мне.

В первый момент Элизабет с облегчением вздохнула, но в следующую секунду зависть и ревность колыхнулись в ее душе.

— У вас... все в порядке?

— Да, я сегодня ночевала у него, и мы договорились днем поехать к его друзьям. Он договорился с кем–то из своих режиссеров, и тот хочет мне предложить сценарий для обработки. Ты же знаешь, я неплохо пишу, а там нужно именно отредактировать текст... Более мягкого редактора, чем я, им, кажется, не найти, — Молли усмехнулась и взглянула в глаза Элизабет поверх зеркальца.

Когда–то он давал Элизабет собственные тексты для редактирования...

— Ну, что ж... я очень рада, — Элизабет вымученно улыбнулась. — Скажи, а как же... а как же вечная любовь?

— Вечной любви, детка, не бывает, — сказала Молли, улыбаясь себе в зеркало. Она действительно похорошела и посвежела, как всегда во время очередного романа. — Бывает удачное сочетание привычек. Бывает хорошо в кровати. Бывает симбиоз неумелого писаки и грамотного редактора. Бывает чувство уюта оттого, что ты не одна. Бывает надежность. Вот, собственно, и все, чего вполне достаточно для счастья.

— И вы поженитесь?!

— Что ты, Боже меня упаси. Брюс один раз уже был женат и, кажется, неудачно. Я тоже обожглась на молоке, хотя по сравнению с ним это была, конечно, вода... Но тоже блондин, как и его неудавшаяся любовь. Представь себе — после блондинки он любит только брюнеток! Типа меня.

— Ну, что же... Желаю счастья.

— Он передает тебе привет и аналогичные пожелания. — Молли убрала пудреницу, подхватила сумочку, встала и направилась к выходу. — Брюс, привет! Я иду.

Он вышел из–под лестницы, где поджидал ее, и поднял голову. На лице его было выражение спокойной радости. Почти счастья.

Но тут же он перевел взгляд на Элизабет, которая вышла на лестницу вслед за Молли и даже не помахала ему рукой в знак приветствия.

В глазах его появился знакомый ей упрек, и невысказанная тоска, и ностальгия по тем временам, когда он обладал ею, и ее тело было в его власти, и он, все время чувствуя себя недостойным ее, мог считать судьбу незаслуженно милостивой, чтобы потом называть заслуженно жестокой. Вечный страдалец Брюс. Как, должно быть, его мучило в одинокие ночи воспоминание о том убогом удовольствии, которое заменяло им секс, — если считать сексом то, что было с Джонни! Как, должно быть, мучительно искал он, в чем ошибался, — хотя именно этот поиск, эта неуверенность в себе и была роковой причиной его ошибок! Нормальному неудачнику нечего делать рядом с ненормальной, Брюс. Но сейчас в его глазах, помимо упрека и тоски, было нечто новое, что она смогла определить не сразу. Даже не в глазах, а в складке у рта. Это было... любопытство и сострадание. Так горожане, собираясь на площади, смотрят на приговоренного. Ну–ка, ну–ка, посмотрим, кто это зарезал бедную вдову с тремя детьми! Господи, да он же совсем еще птенец!..