И весь этот спектакль — ради меня, ради меня! Чтобы показать всю разницу между собой и прочими! Как он все понимает, что он творит!
— Н-да. — Он отрезал кусочек бифштекса, машинально протянул ей на вилке, но, спохватившись, проглотил сам. Она поперхнулась смехом. Он жевал и не умолкал ни на секунду. — Особенно когда я вижу ее голой. Умница, образована, как я не знаю что, хотя, пожалуй, в этом вас с ней можно сравнить. Чиста, как снег, в смысле принимает душ четырежды в день. Но самое главное — у нее великолепный зад. Просто великолепный! Ты знаешь, что меня еще в колледже страстно влекло к задам. В женщине прекрасно все, например, уши, — мне очень нравятся уши, — и еще передний зуб, который должен быть чуть кривоват, и вообще желательно, чтобы баба была убогонькая, хроменькая, например, или с врожденным пороком — типа заикания. Это несказанно возбуждает. Но у этой такой зад, что он искупает все. Если бы кто–то спросил меня, что вкладываю я в слово «жопа», то, я сказал бы тебе, я сказал бы каждому, что вкладываю я в эту жопу! Это жопа пар экселянс, жопа из жоп! Вот такой формы. Ты спросишь: а сиськи? И я отвечу тебе: глаза! Но все остальное — жопа... — И тихо, наклонившись к ней, он прошептал ей в самое ухо, обжигая его жарким дыханием:
— Ты действительно прекрасна! Действительно! Потрясающе красива! Поцелуй меня, поцелуй, я не выдержу...
И в следующую секунду он уже прильнул к ее губам. Это был один из тех поцелуев, который действовал на нее неотразимо — он обнял ее и чуть покусывал нижнюю губу, поглаживал пальцами ее висок и щеку...
— Отдай мне усы!!! — крикнул он на весь ресторанчик. — Старина Билли, отдай мне усы!!!
Он сорвал рыжие усики с ее верхней губы и исступленно накинулся на нее с объятиями и поцелуями. На них смотрели с брезгливым презрением, в котором она напрасно надеялась уловить испуг. Яппи были непроницаемы, непрошибаемы, — их может испугать только то, что касается их лично. Это их лично не касалось.
— Бежим отсюда!
— А моя одежда?
— Ничего, полежит у меня!
— Но куда ты?!
— Куда угодно.
Они растолкали поджимавшихся, расступающихся яппи и вылетели в коридор, а оттуда, не разнимая объятий, — на лестницу. Кубарем скатились вниз (она едва не падала в неудобных и великоватых ботинках). На улице хлестал ливень.
Машина неслась на них стремглав и едва успела затормозить. Элизабет в негодовании стукнула кулаком по капоту.
— Педик проклятый!
Как ни странно, это было единственное ругательство, приходящее ей на ум в любых ситуациях. Другого она, видимо, просто не знала.
Водитель, и без того обозленный, выскочил из кабины. Он показался ей похожим на того итальянца, который без особенной доброжелательности посмотрел на нее еще во время их первого свидания с Джоном, в итальянском ресторанчике, когда Джон — Господи, тысячу лет назад! — рассказывал ей про чьи–то выбитые мозги. Конечно, это вряд ли был тот самый итальянец. Это был просто итальянец. Усатый, в расстегнутой рубахе, открывающей волосатую грудь. У итальянцев, как и у всех вообще южан, здорово развита солидарность. Следом за ним из кабины выскочили еще двое, и судя по солидарности, это тоже были итальянцы. Они что–то кричали Джону и Элизабет, и Элизабет непременно разобрала бы итальянский у них акцент или какой–то другой. Она была здорово пьяна, и пьян был Джонни, но он, по всей видимости, пьянел от того, что ввязался наконец в нормальную историю, — пьянел от опасности.
Они стремглав неслись по каким–то мокрым тротуарам. Она не узнавала мест. На улице случился еще какой–то итальянец, который побежал вслед за соотечественниками. Впрочем, может быть, это был враг тех итальянцев, человек из другой мафии, который решил их догнать. Мысли ее путались, дыхание прерывалось.
— Джонни! Не беги так! Я за... за...
— Заикаешься?
— Задохнусь!
— Удерем — поговорим.
— Ууу, сукин сын! — крикнул волосатогрудый, приблизившийся на критическое расстояние.
— Он не сукин сын! — крикнула Элизабет. Ей стало обидно за Джонни. Чего доброго, они их догонят, ее не тронут, а его прибьют. А что сделают ей? Наверное, изнасилуют. Как приятно, наверное, как интересно быть изнасилованной итальянцем! Мафиози! Чтобы Джонни лежал рядом и сквозь синяк пытался на это смотреть. Интересная инсценировка. Вполне в его духе. Она расхохоталась на бегу. Джон втащил ее в подворотню, а затем...
Она не сразу сообразила, где они очутились. Водоочистная станция не принадлежала к числу мест, по которым Элизабет любила прогуливаться. Потоки воды хлестали по ступенькам, ведущим вниз. Там они намеревались затаиться, но следом по лестнице, оскользаясь и ругаясь на чистом английском, валился итальянец и его веселые друзья.
Читать дальше