Дмитрий Быков - 66 дней. Орхидея джунглей (под псевдонимом Мэттью Булл, Элия Миллер)

— Мешать в чем?

— Ну, в каких–то его раздумьях, каких–то тайных замыслах... Он сидит, уставившись в одну точку. Немой и бледный. Может, вам удастся его растормошить...

— Это не будет шоком, потрясением?

— Не большим, чем гроза для тонущего. Дождь ничего не меняет для захлебывающегося человека. Вы должны скорее опасаться за свою психику.

Виктор... сильный, ни с чем не считающийся Виктор — беспомощный, замкнутый, уверенный во враждебности всего мира... Нет более жуткого зрелища, чем сильный человек в беспомощности и унижении...

— Я готова. Проведите меня в его палату. Он один?

— Разумеется.

Виктор не изменился. То есть ни в чем, ни на секунду не стал другим. Это был прежний Виктор. Крупный. небритый и странный.

Он резко встал ей навстречу. Она отшатнулась.

— Не бойся, Элизабет. Я ждал тебя. Только тебя. Видишь, куда они меня упрятали?

Она инстинктивно боялась безумцев, но ее так же инстинктивно влекло к нему, н это было сильнее любых доводов рассудка.

— Но, Виктор... Может быть, тебе надо передохнуть?

Она ждала чего угодно, но не готова была к тому, чтобы увидеть его прежним. И даже улыбающимся. Может быть, чуть более резким в движениях.

— Передохнуть, да... Это, конечно, только временный приступ. Увидишь, я еще вернусь, и все у нас будет как надо. Ты уверена, что они сейчас не подглядывают за нами?

— Я просила об этом.

Она внезапно ощутила себя его сообщницей. Такой же безумной, как он сам. И почувствовав запах его одеколона в палате, ощущая даже на расстоянии тепло и запах его тела, она была готова к любым безумствам.

— Раздевайся.

— Здесь? Прямо сейчас?

— Да. И я твой должник — ты не помнишь? И разве ты не за этим приехала?

Она расстегнула блузку.

— Но Виктор... Может быть, мы отложим это до лучших времен? Когда ты будешь здоров и вернешься?

— Скажи еще — до Страшного Суда. Раздевайся, прошу тебя.

— Прежде ты мне помогал. Сделай это сам.

— Хорошо. Ложись.

Она легла на его койку со сбившимся одеялом, со смятой простыней. Безумие во всем. Но это к лучшему. Может быть, беря на себя часть его безумия, она помогает ему вернуться к жизни.

Он присел на край кровати и опять долго смотрел на нее. Потом прикоснулся к ее груди. Осторожно погладил сосок, прильнул к нему губами. Расстегнул свои брюки.

...В его запахе было что–то новое, что–то острое, болезненное, — запах безумия, с испугом подумала она. Неужели это уже можно уловить даже обонянием? В этот раз все было так, как должно было случиться тогда, месяц назад. Только месяц. Она поразилась силе его эрекции.

— Виктор, да ты только притворяшка! Несчастный притворяшка, который хотел меня разжечь!

— Заткнись! — оборвал он грубо. Он не хотел ее милосердия. О, да в нем еще сильно самолюбие и жажда жизни!

...Жар, раскалывающий виски, раскалывающий потолок над ней. Невыносимо долгое, невыносимо сладкое и все нарастающее блаженство. Он проникал глубже и глубже, двигался медленнее и медленнее, сжимая ее бедра сильными, горячими руками. Она чувствовала его дыхание около своей шеи. Он рывком приподнял ее, застыл...

— Кончай же! — не выдержав, выдохнула она. — Кончай, я не вынесу, я с ума сойду! — О бестактности этих слов она не думала в ту секунду, да и о чем она могла думать, когда немыслимое блаженство, которого она не в силах была вместить, рвало ее напополам?!

Жаркая струя ударила где–то в глубине ее существа. Виктор разжал пальцы. Они оба откинулись на кровать. Некоторое время он лежал сверху, благодарно целуя ее груди с набухшими сосками, потом долго целовал ее живот и бедра, потом — колени и ступни.

— Теперь иди, — сказал он после невыносимо долгого молчания. — Иди. Я за тобой.

— Но... разве ты не пробудешь здесь еще какое–то время?

— Разумеется, пробуду. Но в то же время останусь с тобой. Ты не вернешься. Но я уйду отсюда с тобой вместе.

«Бедняга, — подумала Элизабет, — Он думает, что я могу забеременеть. Он не знает, что я давно предохраняюсь...»

— Мне приходить завтра? — вслух спросила она.

— Приходить? — он словно оторвался от каких–то своих мыслей, обернулся к ней вполоборота, стоя у окна. — Да, да, конечно, если захочешь...

— Ты так атаковал меня, что я совсем забыла передать тебе привет от Джо!

— Кто такой Джо?

— Джо Мильштейн... ты не помнишь его?..

— Ах, этот лилипут... Как он поживает? — В его голосе чувствовалось раздражение.

— Он очень тоскует по тебе.

— Передай, чтоб не тосковал.

Она расценила это как обещание скорого возвращения. Но что–то не давало ей покоя. Она подбежала к нему, прильнула к его губам, ощутила шершавую корочку — видимо, он кусал губы...